Мы повздорили: Аюр настаивал, что не отдаст ничего, кроме плесневелых тряпок, валявшихся на полу в сарае, а я категорически не хотела прикасаться к ним, не то что нести в собственный дом. Еще один секкер изменил отношение маэстро к происходящему. Аюр приказал слугам принести покрывало и сложить на носилки «вещи из кладовой». Две бледно-зеленые орши, кидая любопытные взгляды на теперь уже моего полуконтрактника, укрыли несчастного одеялом, сверху навалив длинные сухие ветки, пару кривых тыкв, несколько крупных кабачков и выкорчеванный сорняк, в результате чего современные аэроносилки превратились в подобие тачки на воздушной подушке, которые арендовали состоятельные оентальцы, когда выбирались основательно закупиться. Благодаря такой маскировке даже любопытной соседке не пришло в голову, что я привезла домой еле живого гуманоида.
По сравнению с пентахаусом на Цварге мой дом на Оентале был крошечным: небольшая прихожая, спальня, гостиная, кухня, крыло, которое я называла прачечной, — там располагались душ, ванная и комнатка со стиральной и сушильной машинами. Плюс чердак и подвал, но спускать мужчину в подвал или затаскивать на чердак я не рискнула, а потому временно поселила его на узком длинном диване в гостиной.
Не задумываясь, я разрезала ножницами и отправила в утилизатор то недоразумение, которое когда-то было рубашкой. Выпрямилась и замерла, из меня будто вынули внутренний стержень, на котором до сих пор держалось все самообладание. Тот стержень, благодаря которому я хладнокровно торговалась за раба и фактически за бесценок купила жизнь.
Легкие невыносимо сдавило. Пальцы задрожали.
При свете диодной лампы взору открылась ужасающая картина. Конечно, все это я мельком видела в сарае, но в полутьме не разобрала деталей. Хотя к лучшему — если бы увидела это утром, вряд ли смогла бы совладать с собой. А если бы ушлый торговец понял, что я во что бы то ни стало собираюсь выкупить жизнь раба, сделка не ограничилась бы магнитными наручниками и тремя секкерами.
Грудь и руки мужчины были испещрены воспалившимися нарывами и глубокими уродливыми язвами. Желтовато-гнойная жидкость сочилась из волдырей с неровными краями, запекаясь поверх бурых пятен крови. На животе и боках кожа растрескалась и отслаивалась рваными лоскутами. Синие вены оплетали жилистые руки, на сгибах локтей и предплечьях просвечивали так сильно, будто кожа стала тонкой полупрозрачной тряпицей. У меня на миг помутнело перед глазами, а мельчайшие волоски на теле встали дыбом. Даже я, чистокровная цваргиня, всегда спокойно относившаяся к любым травмам, в первые секунды не могла заставить себя пошевелиться.
«Вселенная, как же ему должно быть больно! Хорошо, что он без сознания. Откуда это?»
Недолго думая побежала искать в переносной аптечке шприц-пистолет и ампулы со снотворным и обезболивающим, благо после посещения Миттарии удалось обзавестись самыми простыми лекарствами. Прежде чем очистить кожу, надо убедиться, что он не проснется и не умрет от болевого шока. После стандартной дозы, выданной моему невольному пациенту, я на секунду задумалась и впрыснула ампулу успокоительного еще и себе. Для цваргини это пшик, действовать будет недолго, но хоть что-то. Вдохнула-выдохнула, впервые за два года концентрируясь на том, чтобы представить себе крылатую деву-воительницу, и впервые в жизни призывая себя к спокойствию не ради комфорта окружающих, а ради того, чтобы пальцы не дрожали.
