– Я – Обличение! – сурово сказала она стражу. – Именем Аллаха я требую, чтобы меня допустили к халифу.
И страж в ужасе – стражи всегда приходят в ужас, когда ко дворцу халифа приближается посторонний, – страж в ужасе побежал к великому визирю.
– Опять та женщина! – сказал он. – Она прикрыта власяницей и называет себя Обличением. Но по глазам я увидел, что она – Истина.
Визири пришли в волнение.
– Какое неуважение к султану – идти против нашей воли!
И Джиаффар сказал:
– Обличение? Это уж касается великого муфтия.
Призвал великого муфтия и поклонился ему:
– Да спасет нас твоя праведность! Поступи благочестиво и по-придворному.
Великий муфтий вышел к женщине, поклонился ей до земли и сказал:
– Ты – Обличение? Да будет благословен твой каждый шаг на земле. Когда муэдзин с минарета пропоет славу Аллаху и правоверные соберутся в мечеть для молитвы, – приходи. Украшенное резьбою и перламутром кресло шейха я с поклоном уступлю тебе. Обличай правоверных! Твое место в мечети.
– Я хочу видеть халифа!
– Дитя мое! Государство – это могучее дерево, корни которого глубоко ушли в землю. Народ – это листья, которые покрывают дерево, и падишах – это цветок, который цветет на этом дереве. И корни, и дерево, и листья, – все для того, чтобы пышно цвел этот цветок. И благоухал, и украшал дерево. Так создал Аллах! Так хочет Аллах! Твои слова, слова Обличения, – поистине живая вода. Да будет благословенна каждая росинка этой воды! Но где ж ты слышала, дитя, чтобы поливали самый цветок? Поливают корни. Поливай корни, чтоб пышней цвел цветок. Поливай корни, мое дитя. Иди отсюда с миром, твое место в мечети. Среди простых правоверных. Там обличай!
И со слезами злости на глазах ушла Истина от ласкового и мягкого муфтия.
А Гарун-аль-Рашид спросил в тот день:
– Сегодня утром, у входа в мой дворец ты говорил с кем-то, великий муфтий, и говорил кротко и ласково, как всегда, – а во дворце почему-то была в это время тревога? Почему?
Муфтий поцеловал землю у ног падишаха и ответил:
– Все беспокоились, а я говорил кротко и ласково, потому что это была безумная. Она пришла во власянице и хотела, чтобы ты тоже ходил во власянице. Смешно даже подумать! Стоит ли быть властителем Багдада и Дамаска, Бейрута и Бельбека, чтобы ходить во власянице! Это значило бы быть неблагодарным Аллаху за его дары. Такие мысли могут приходить только безумным.
– Ты прав, – сказал халиф, – если эта женщина безумна – к ней надо отнестись с жалостью, но сделать так, чтобы она не могла никому повредить.
– Твои слова, падишах, служат похвалою для нас, твоих слуг. Так нами и поступлено с женщиной! – сказал Джиаффар.
И Гарун-аль-Рашид с благодарностью взглянул на небо, пославшее ему таких слуг:
– Аллах акбар!
Аллах акбар! Создав женщину, ты создал хитрость.
Истине пришло в голову попасть во дворец. Во дворец самого Гарун-аль-Рашида.
Истина приказала достать себе пестрых шалей из Индии, прозрачного шелка из Бруссы, золотом затканных материй из Смирны. Со дна моря она достала себе желтых янтарей. Убрала себя перьями птичек, таких маленьких, что они похожи на золотых мух и боятся пауков. Убрала себя бриллиантами, похожими на крупные слезы, рубинами, как капли крови, розовым жемчугом, который кажется на теле следом от поцелуев, сапфирами, подобными кусочкам неба.
И, рассказывая чудеса про все эти чудесные вещи, веселая, радостная, с горящими глазами, окруженная несметной толпой, слушавшей ее с жадностью, восторгом, с замиранием сердца, – подошла ко дворцу.
