Я занимаюсь тем, чем хочу заниматься. И я в своей семье такая не первая. У многих моих предков были «зеленые руки». Благодаря им помещика – владельца оранжереи под Петроградом (которая принадлежала моим предкам на протяжении нескольких поколений) не расстреляли. В Петрограде был голод, а он знал, как даже зимой выращивать свежие овощи и фрукты. Да и к крестьянам своим всегда относился хорошо. Они все занимались одним делом и были им увлечены.
В общем, красные комиссары тоже хотели есть. Хотя потом земли были национализированы, но колхоз работал и в советские времена и занимался тем же самым. А сейчас там фермерское хозяйство, которым заправляет мой дальний родственник. Мы с Юлькой ездим к нему иногда в гости.
У Кости же была квартира в старой части Санкт-Петербурга, в доме аж восемнадцатого века с толстенными стенами, с лепниной, работающими печами, каминами и изразцами. Он купил ее у вдовы недавно умершего бизнесмена. Тот скончался скоропостижно. Доказать злой умысел не удалось. Проблемы с сердцем у него уже были, но с такими проблемами можно прожить до глубокой старости при правильно подобранной терапии и внимательном отношении к своему здоровью. Он регулярно проходил медосмотры, принимал прописанные лекарства, витамины, БАДы. А тут раз – и остановка сердца. Жена оплатила какую-то очень дорогую экспертизу, чтобы хотя бы получить ответ: своей смертью умер или нет. Вроде своей. Случается такое у мужиков в его возрасте. И он, и жена были Костиными поклонниками, и она продала квартиру ему, хотя были еще претенденты. Толстые стены позволяют Косте спокойно музицировать, не опасаясь недовольства соседей.
Мы ночевали в основном у меня. Я уже вроде бы говорила. Но не только из-за дочери, котов и цветов. У Кости всегда такой бардак… От него уходили все домработницы. Его мама время от времени приглашала какую-то узбечку, которая приводила Костину квартиру в относительно приемлемое состояние (не прикасаясь к «музыкальной части» – это Костя запрещал категорически). Она вытирала пыль, мыла полы и окна, собирала и стирала все разбросанные по квартире вещи. Костю никогда не волновали ни пыль, ни бардак. Он вообще полный пофигист.
* * *
– Так, все будем обсуждать завтра, – объявил Виталий Иванович. – Наталья Геннадьевна, идите выбирать платье. Мы с Константином Алексеевичем к вам присоединимся после того, как он сдаст кровь и волосы. Тут все в пешей досягаемости.
И завертелась круговерть.
Я не хотела длинное платье, не хотела пышную юбку. Мне не восемнадцать и даже не тридцать. Мне сорок один, и я выхожу замуж в третий раз, второй – за Костю. Я помнила предыдущий раз… Свой первый брак вообще не хочу вспоминать. Ошибка молодости.
– Слушай, давай распишемся? – вдруг сказал Костя как-то вечером. На колени не падал, колец не дарил. Может, он что-то позже планировал, наверное, планировал, но на следующий день после нашего похода в ЗАГС трагически погиб звукоинженер из их группы, и ни о каком торжестве не могло быть и речи.
Да и мне оно было не нужно.
Я взяла платье, которое в салоне предлагалось как «платье свидетельницы» – цвета «слоновая кость», до колена, простой крой, плотная ткань, названия которой я не знала, но гладкие строгие линии, которые я люблю. К нему еще прилагался пиджачок. То, что надо! Нашлись босоножки на маленьком каблучке.
– А прическа? А макияж? – слышалось со всех сторон.
