Мушкетёр - страница 16



Спрятав во внутренний карман оба письма, я направился к выходу. Он более не останавливал меня.

Выйдя от отца, я позвал к нему священника и отправил Жака в По; сам же я оседлал Вулкана и наведался на место давешнего поединка. Я хотел еще раз осмотреть лужайку. Не знаю, что именно я надеялся найти среди примятой травы.

Несколько пятен крови в стороне от того места, где упал мой отец, навели на мысль, что шпага отца все-таки проникла сквозь стальные кольца – и, значит, таинственный Жаи-ме не остался невредимым. Отец ранил его, возможно, легко, и именно ранением, скорее всего, объяснялось и то, что он не нанес последнего удара уже упавшему отцу, и то, что он не попытался увести Вулкана.

Мне пришло в голову, что раненый мог обратиться за помощью где-нибудь поблизости. То, что крови было немного, никак не означало легкого ранения – в некоторых случаях, как я уже знал, даже при тяжелом ранении кровь могла почти не проливаться. Я решил порасспросить наших соседей, в первую очередь – Андижоса, всегда обращавшего внимание на появление в Ланне незнакомых людей.

К сожалению, расспросы, на которые я потратил не менее двух часов, ничего не дали. Незнакомец появился невесть откуда и исчез бесследно, невесть куда, никто его не видел. С этим я и воротился домой.

Отец резко осунулся за короткое время моего отсутствия. Черты лица заострились, глаза ввалились. Дыхание стало еще тяжелее, а лоб был покрыт испариной. Я понял, что он умирает. Мне стало страшно, но я чувствовал, что обязан быть с ним до конца. Священник поначалу хотел отослать меня, но, в конце концов, согласился с моим присутствием. На мой вопрос, не собирается ли он на всякий случай причастить Авраама де Порту святых даров, отец Амвросий с непонятным смущением пробормотал, что уже сделал это, после чего поспешно удалился, велев мне смачивать губы умирающему. Отец то и дело впадал в забытье. К вечеру у него начался сильный жар, он метался по постели в бреду. Временами он что-то выкрикивал на том самом «ладино», о природе которого я узнал лишь вчера.

Так прошел остаток дня и часть ночи. В полночь он вдруг затих и открыл глаза. Узнав меня, отец попытался улыбнуться и что-то невнятно прошептал. Я наклонился к нему.

– Поверните меня лицом к стене… – с неожиданной силой произнес он.

– Что?..

– Так надо. Прошу вас, Исаак… поверните меня к стене…

Я не знал, зачем это нужно, но подчинился. Приподнявшись на локте, он прошептал что-то еще и вдруг захрипел. Я в ужасе отшатнулся, но отец больше не издал ни звука.

В то же мгновение из глаз моих брызнули слезы. Странно, что в тот момент разумом я еще не успел осознать случившееся. Я просто почувствовал, что случилось непоправимое: Авраам де Порту, мой отец, покинул этот мир, не успев раскрыть мне тайну личности своего убийцы.

Последующие два дня я помню смутно: давало себя знать испытанное потрясение. Помню приезд брата Гидеона, взявшего на себя распоряжение похоронами. Помню сами похороны. Больше всего меня поразило, что отца хоронили не в гробу. По распоряжению отца Амвросия тело завернули с головой в специально приготовленный саван, на мой взгляд необычный – белый, с черными полосами по краю и кистями, пришитыми к каждому из четырех концов ткани.

Но эти детали по прошествии короткого времени представлялись мне весьма смутно, как будто все случилось много лет назад. После похорон, вступив в присутствии нотариуса во владение имуществом, Гидеон назначил управляющим Селестена, а его помощником – Жака. Более его здесь ничто не задерживало, он вернулся в По, где его ждали неотложные дела губернского управления боеприпасов. Он успел лишь сообщить мне, что собирается выйти в отставку и вслед за нашим братом Жозефом попытать счастья по другую сторону Атлантики. «В этом случае, – сказал он, – ты станешь полновластным и единственным хозяином поместья де Порту». Но меня совсем не привлекала такая перспектива.