– Да каких американцев?! Вы о чём вообще, Клава?! – уже почти кричала слёзно мать, опершись своими большими локтями на хлипкий, тревожно раскачивающийся под нарастающий гул возбуждения стол. Она всегда впадала в истеричное беспокойство, если обсуждали что-то, совершенно ей неизвестное.
Тут уже и Дима оторвался от телефона и чая с карамелькой и, кажется, впервые посмотрел прямо на брата.
– Про этих, что ли, которые видео записали? – с насмешливым любопытством поинтересовался.
– Да, – утратив силы к сопротивлению, глядя в стол, ответил Саша.
– Кто это? Кто это такие, я вас спрашиваю?!
Отец тяжело вздохнул и выпил ещё – рюмкам давно потеряли счёт, а он вообще раздобыл где-то большой гранёный стакан и, пользуясь возникшим замешательством, пил из него, наполненного до краёв.
– Да есть тут одни умники, – важно заговорил брат, медленно засовывая телефон в узкий карман джинсов. – Колька Маугли и ещё какие-то собрались, записали президенту видео. Что их тут травят, мусорный завод строить собираются… Президенту Америки!
– Кто это такой: Маугли? – деловито переспросила мать, не желая терять ни единого фактика из рассказываемой истории.
– Физрук школьный, – перебила Клава, ёрзавшая на ухавшем под ней диванчике, явно желавшая поделиться и своими знаниями о случившемся.
Николая Степановича, действительно, называли так все: за волосы до плеч, спортивное телосложение и смуглый цвет лица, летом, в пору ежедневных многочасовых его забегов на пляж, обращавшийся буквально в чёрный. Тётка презрительно скривилась: «Пьянь эта!».
Тут уж Саша не выдержал:
– Николай Степаныч пьёт уж точно не чаще других, тётя Клава!
– Что-о? Ты что сказать этим хочешь, скотина? – густо заливаясь бордовым, начала привставать тётка, наклонив бритую голову вперед, словно примеряющийся к добыче бык.
Саша испугался. Он не имел в виду ни её, ни кого-либо ещё конкретного, говоря о гипотетических алкоголиках, но понимал, что прозвучало это очень двусмысленно и обидно. Он пытался сказать ей что-то успокоительное, но слова, как в дурном затянутом сне, почему-то получались только шёпотом, не слышным ему самому.
– Тихо, тихо! – вновь вовремя вмешалась мать. Саша боковым зрением заметил, как взметнулся локоть отца со стаканом. Дима рядом довольно комментировал: «Давай, давай, стол опрокидывай!».
– Расскажите лучше, чем дело с видео кончилось.
Клава тяжело плюхнулась обратно, очевидно, не имея сил для хорошего скандала, которыми славилась на всю улицу, если не на город.
– Да чем? Светка мне сегодня на рынке рассказала…
– Какая Светка?
– А из мясного!
– Из мясного какого? На рынке или в «Пятёрочке»? Там же обе Светки.
– Гляди, я и не подумала, – обе женщины искренне рассмеялись этому казусу. – Из павильона, толстая.
– А-а-а, понятно, – кивала мама, постепенно удовлетворяя своё любопытство, как будто эти детали помогали ей погрузиться в историю основательно и пережить, словно свою собственную. Саша знал, что после она будет пересказывать услышанное от сестры с такими яркими эмоциональными подробностями, что тут же делало это достоверным и переданным прямо от первого лица. Сейчас лицо её светилось довольной улыбкой от предстоящего забавного словесного приключения.
– Ну вот, она и говорит… Они видео-то записали президенту, только этому… как его… который в Америке… Дампу, во! Говорят, родная власть на них плюнула.
– Ага, – довольно поддакнул Дима, тоже желавший участвовать.
