В Можайске М. Б. Шеина с товарищами берут «за приставы» и везут в Москву, а следом за ним, и даже перегоняя, летит страшное обвинение в измене…
Заметим, что в XVII веке сама измена трактуется достаточно широко – от «прямой» измены и предательства до «нерадения государеву делу». В смертном приговоре Шеин обвинен и в том, и в другом.
Уже некоторые современники усомнятся в справедливости такого решения, а в следующем столетии Татищев их отвергнет. Отрицать предательство Шеина станут и С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, А. Н. Зерцалов и другие историки, для которых казнь боярина – «боярская интрига». Но вот историк Д. И. Иловайский, бойкое перо которого сделает его автором монографий и гимназических учебников, возьмет на себя роль прокурора: даже если Шеин и не был предателем, то пострадал вполне заслуженно «за свой образ действия или, точнее, бездействия».
Но вряд ли поиск истины следует вести в одной плоскости: измена или интрига, предательство или коварство. В результате такой предвзятости вне внимания остаются многие любопытные факты. Какие же?
Специально созданный розыскной приказ вел следствие на основе расспросов ратных людей. Понятно, что они не питали симпатий к Шеину. Однако неудовольствие их отнюдь не сводилось к незадачливому воеводе. Оно оказалось много глубже. Выяснилось, что ратные люди «сетуют, что от них люди уходят к казакам… а казаки де в их поместьях и вотчинах, и детей позорят и поместья разоряют… А чают от тех воров тамошних городов служилые люди – большого дурна». Это были не пустые опасения: «воровские казаки» насчитывали в своих станицах несколько тысяч человек и пугали помещиков сильнее, чем Владислав с польско-литовскими отрядами. В памяти господствующего класса были свежи воспоминания Смуты с ее вольным казачеством, которое едва не разорило помещиков и вотчинников.
Так постепенно в Москве стали осознавать, что собравшиеся в столице ратные люди готовы предъявить свой счет не одному только Шеину, но и иным виновникам их бедствий. Адресат их был известен. «Послал де ратных людей под Смоленск патриарх да старцев сын» (то есть царь Михаил Федорович, – И. А.), – толковали между собой служилые люди. Словом, возникла ситуация, когда необходимо было успокоить армию и вывести из-под удара высокие имена. Рецепт для таких случаев известный, универсальный для всех времен и государств – свалить вину на явных неудачников, приписав им то, что было, и то, чего не было. Относительно Шеина и Измайлова это сделать было очень просто, потому что «во всех ратных людях сетование большое о том, что по ся лето Михаилу Шеину и Ортемию Измайлову и сыну его за их измену государева указу нет», – сообщали в розыскной приказ.
Реконструируя ситуацию, ясно понимаешь, что на деле все было сложнее. 17 апреля 1634 года боярская дума вынесла Михаилу Шеину смертный приговор, но шли дни – Шеин оставался в темнице. Почему?
В окружении царя не было единодушия и оставалось немало влиятельных лиц, причастных к курсу патриарха Филарета. Остается гадать, хотели ли они всерьез спасти Шеина или нет, поскольку в ход придворной борьбы вмешалась… улица. Любознательный секретарь Голштинского посольства Адам Олеарий писал по горячим следам событий: вернувшееся из-под Смоленска войско крепко жаловалось на измену «генерала Шеина», но когда «жалобы войска не уважили», тогда «вспыхнуло всеобщее восстание, для утешения которого» 28 апреля Шеина казнили.
