Муж-озеро - страница 11



Теперь понятно, откуда в его речи эти мягкие завершения согласных и певучие гласные. Но с этим милым акцентом он произносил изящные фразы, выдающие больше, чем просто хорошее образование – а именно начитанность. Правда, он словно бы стеснялся этого; стоило ему в очередной раз «выдать» себя, как ему казалось, неуместно претенциозной репликой, как он стремился исправиться, окунаясь в простоту – но никогда не грубую, а лишь ласково-дружескую. Кто же он? Как здесь оказался? Может, он бывший студент, каким-то образом поступивший в российский ВУЗ, а затем постаравшийся зацепиться в более сытой, чем его бедная Молдавия, стране? Как жаль, что она этого никогда не узнает… А он тем временем снова, уже который раз за вечер, с улыбкой протягивает руку за ее кружкой, чтобы зачерпнуть ей чая из котла. Удивительно – она ведь даже не просила об этом, не осмеливалась – хотя и очень хотела чая, да все ленилась встать. Как он всегда успевает заметить, что ее кружка, спрятанная в ладонях, уже пуста? В последние несколько минут – эге, а она, оказывается, не спускала с него глаз! – он вовсе не смотрел на нее, а разговаривал с другими. Но стоило ей подумать, как было бы хорошо, чтобы… как он тут же повернулся и заботливо протянул руку за кружкой.

– В-вы… вы случайно не из Молдавии? – спросила она робко, словно надеясь, что он ее не услышит.

Но не тут-то было – он обладал способностью слышать любой звук, какой хотел, даже сквозь сплошные помехи чужие разговоров.

– Да, да! – Радостно блеснула улыбка, в черных глазах зажегся ласковый свет. – Но только не «вы», а «ты». Так и есть, из Молдавии!

– А как вы… как ты здесь ока…

Тут волна разговора позади Иона захлестнула его своим гребнем: Виктору оказалось очень важно, чтобы Ион срочно показал Даниле – ремонтнику танюшиной группы – какую-то особый, изобретенную Виктором фиксатор ботинка в креплении. Волна упала и разделила Иона с Танюшей.

– Я тебе потом все-все объясню, – пообещал он, протягивая к Танюше руку, словно не хотел ее отпускать. Но тело его уже повернулось к мужским собеседникам – выполнять свой долг, разыскивать лыжу, нести ее к костру и демонстрировать Даниле, нахваливая техническую сметку Виктора. – Все-все!

«Не успеешь», – вздохнула Танюша.

Так оно и вышло. Вскоре безмятежность посиделок нарушила подготовка шатра к ночлегу. Танюшу позвали вместе с другими стелить коврики, кто-то поспешил докалывать на ночь дрова, кто-то стал носить их в шатер, девушки принялись складывать их в поленницу – словом, ей было уже никак не вернуться на старое место, чтобы еще немножко помедлить с кружкой чая в руках. Да уже и некуда было возвращаться: замкнутый круг разорвался, люди, как по команде что-то вспомнив, стряхнули с себя блаженное оцепенение и включились в общее движение. Группа Иона тоже колола и носила дрова, тоже стелила коврики и раскладывала спальники в своем шатре. По всему лагерю слышались деловитые переговоры, возня и смех. Дежурные домывали на завтра котлы, владельцы вещей, что сушились у костра, собирали их для переноса в более надежную сушилку – в теплый тряпичный домик. Волшебство распалось на части. Но все же это оно, оно продолжается, просто в другом агрегатном состоянии, и так будет еще много ночей, так будет весь поход, – думала Танюша, ползая в шатре и поправляя пенки при слабом свете налобного фонарика. Вот только тебя я больше не увижу. Как это жаль! И как жаль, что уже много-много раз бывало так – чья-то добрая улыбка, потом робкая надежда, а потом – неизбежное расставание, когда понимаешь, что слишком много позволила воображению и что на самом деле никаких оснований для надежды не было…