Что-то долго не приносили кофе. Артем с нетерпением посмотрел на часы. Потом прошелся быстрым взглядом по лицу девушки напротив, которая даже ни разу на него и не взглянула. Артем уж хотел со скуки с ней заговорить, но быстро передумал. После этого взгляд его прошелся по нескольким спинам, нависшим над черной стойкой бара.
Сколько он уже работает на отца, подумал Артем. Прожиты долгие годы бесконечных редактур. А ему это даже не нравилось. Никакого хоть даже малейшего удовольствия от этой работы. Бесконечные правки, изменения, дополнения, сноски. Подковерные дрязги. Страх в глазах подчиненных. Отец, которому всегда все не так.
Блеклый поток мыслей был прерван пришествием все той же тонконогой официантки. Здесь Артем не сдержался, чтобы не выплеснуть свое недовольство прямо ей в лицо.
– Можно было бы и побыстрее работать, двигать своими красивыми ножками, – сказал он с недовольством. Вдруг большая лампа, висящая прямо над головой Артема, всадила в воздух свой последний вздох – последнюю искру, и умерла, погрузив пространство стола, за которым он сидел, в полутьму. – И, вообще, что у вас тут происходит! Вы тут что, совсем с ума посходили? Лампы перегорают у них! А что, если бы меня током ударило?
Девушка-официантка застыла, будто фаянсовая кукла в магазине кукол. Застыла, не в силах выговорить ни слова. И только маленький поднос, на котором возвышалась широкая кружка с кофе, дрожал, дрожал. Дрожь передавалась на поверхность подернутых ситцевым платьем бедер, медленно подбиралась к коленям. Быстрее, сильнее… И через несколько секунд красивые колени тоже задрожали.
– Ну, – сказал Артем, совсем уже выходя из равновесия; он устал, очень устал; надо было на ком-то сорвать свою усталость, хотя бы влить в горло этой девушке, которая тут ни при чем вообще; но Артему было все равно. – Чего молчишь? Язык проглотила? Давай сюда мой кофе. И можешь проваливать. И поменяйте здесь лампочку, – Артем всплеснул руками. – Что б вас! Что бы я еще раз сюда пришел!
Официантке в страхе убежала прочь. Артем усмехнулся и отпил пару глотков кофе.
Он и сюда принес это жуткое молчание. И здесь тишина разлилась полноводной рекой, предстала в темном обличии отстраненной ухмылки на лице Артема.
– Зря вы так, – сказала вдруг его случайная визави; честно говоря, Артем уже и забыл, что он находится за столом не один.
Голос у девушки был довольно тихий, но Артем прекрасно ее слышал, наверное, из-за высокого тембра. Пожалуй, сопрано. Ну или, по крайней мере верхняя граница меццо-сопрано. Нос при говорении едва заметно подергивался.
Артем хмыкнул и уставился на нее. Она даже не взглянула на него, а продолжала смотреть в телефон.
– Это еще почему? – сказал Артем.
– Девушка ни в чем не виновата, – сказала визави, наконец, подняв улыбающийся взгляд; Артем мельком обратил внимание на ее слегка неровные верхние резцы. – Я знаю хозяина этого кафе. Тот еще скупердяй.
Артем ухмыльнулся. Ей не шло это слово, и он почему-то сразу понял, что она и сама об этом знала.
– И что с того, – сказал он; не то, чтобы хотел вступать в перепалку, но делал это как бы по инерции. – Это ее работа. За эту работу ей платят, – он усмехнулся. – За меня бы кто заступился, когда…
Не договорил. Оборвался на полуслове, которое, незаконченное, лишенное звуковой основы, потерялось во всеобщем, резко возобновившемся, шуме.
Девушка коротко пожала худыми плечами, встала, медленно надела темную кожаную куртку, подбитую мехом, и направилась к выходу. Толпа будто расступалась перед ней. Волны черно-красных спин расходились в стороны, прочь с ее пути.
