Какое-то время от него невозможно было добиться ни слова, а потом он начал сам, тихо и горько:
– Роксана, я с ума схожу от любви к тебе. Я никогда так не любил! И никогда не думал о том, что будет завтра… За меня все решал мой брат ― куда поехать, где остановиться, что петь и в каком театре. У меня были женщины, они приходили и уходили, не оставляя во мне ничего, кроме опустошения. И вот я встретил тебя, такую… (он умолк, подбирая нужные слова) … настоящую, мою, и я не знаю, что мне делать.
– Ты можешь просто поцеловать меня, ― улыбнулась она, что он немедленно и сделал, но настроение его все также было мрачно.
– Я хочу быть с тобой, но это невозможно, ― и, глядя в ее удивленные глаза, продолжил: ― я ненавижу себя за то, что посмел полюбить тебя.
Эти слова больно задели Роксану, а его решительный вид пугал. Краешком сознания девушка понимала, что сказка, в которую она успела поверить, оказалась просто сказкой. Карло продолжал говорить какие-то ужасные слова, но она не желала их слушать и понимать.
– Карло, почему ты такой сегодня? Что заставило тебя перемениться? Быть может, это из-за меня?
Рой мыслей пронесся у художницы в голове, причиняя невыносимую душевную боль, все верно ― мечта должна оставаться мечтой. Глупо было надеяться на любовь, бессонной ночью представляя, что пришел конец одиночеству. Но, видит бог, как невыносимо было ей принять это теперь!
– Из-за тебя… Ты ― невинное дитя, ангел, а я…
– Кто ты, Карло? ― вскричала Роксана, и слезы потекли по ее щекам. Она заранее знала, что он скажет в ответ, и какие оправдания придумает, чтобы встать и уйти навсегда.
И он произнес:
– Я ― никто. Я просто инструмент, на котором удобно играть Риккардо, и который хочет слышать публика. Я даже не мужчина, ― добавил он, опустив голову, отворачивая свое красивое лицо.
Они сидели на берегу и смотрели на море. Равнодушная ко всему стихия продолжала свою жизнь и работу: волны набегали на камни и, переворачивая их, убегали обратно. Шум и рокот прибоя были сейчас единственным звуком во всей вселенной, и когда это молчание стало невыносимо, девушка сказала:
– Твое благородство и честность по отношению ко мне доказывают, что ты прекрасный человек, твой голос делает тебя великим певцом, и разве твои поцелуи не были поцелуями мужчины? Карло, человек есть то, что он думает о себе, а не то, что о нем говорят другие.
Роксана прижала его к себе, гладила красивое нежное лицо, зарывалась губами в его черные кудри, она так хотела, чтобы он вернулся к тому, каким был еще день назад.
Карло старался улыбнуться, но не смог:
– Может быть, но… мой милый мираж, лучше будет, если ты останешься для меня лишь видением.
– Кому будет лучше, Карло? Можешь говорить все, что угодно, но я знаю, что мне от этого лучше не станет, и тебе тоже, разве что Риккардо.
– Всем будет лучше, ― горько ответил он. ― Я не могу, прости! Если бы ты была просто одной из них… если бы я не любил тебя, но погубить тебя я не смею.
– А если я скажу, что люблю тебя? ― губы не слушались, но эти слова она смогла произнести, дрожа всем телом, почему-то чувствуя пронизывающий холод.
Карло посмотрел ей в глаза странным и долгим взглядом, похоже, что услышать это он не был готов и, услышав, не знал, что теперь ему делать.
– Карло, я люблю тебя, ― повторила девушка.
Он мотал головой, крепко зажмурившись, он не хотел слышать таких признаний, однако ее было не унять, слишком дорог стал этот человек, слишком близок, несмотря на то, что между ними была лишь пара встреч:
