Музыкальный интеллект. Как преподавать, учиться и исполнять в эпоху науки о мозге - страница 20
В своей книге Сноу высказывает мнение, что, хотя среди образованных людей незнание великой литературы считалось отвратительным, незнание науки считалось приемлемым и даже оправданным. В свою очередь, по словам Сноу, незнание науки породило откровенное презрение к ней, что затормозило ее прогресс со всеми его преимуществами для общего блага. Почти сразу же этот раскол был упрощен в средствах массовой информации до простого «противоречия двух культур», и к середине 1980‐х годов и тезис, и сам Сноу достигли окончательного признания культурной значимости: от фамилии Сноу образовали прилагательное – «сноувианский разрыв» – чтобы описать этот раскол. [90]
Несмотря на симметрию, которую подразумевала вторичная версия «Двух культур» Сноу, из его оригинального выступления было ясно, что, по его мнению, вина за эту «пропасть взаимного непонимания» была совершенно не обоюдной:[91]
Много раз я присутствовал на собраниях людей, которые по меркам традиционной культуры считаются высокообразованными и которые с большим удовольствием выражали свое скептическое отношение к неграмотности ученых. Раз или два меня провоцировали, и я спрашивал компанию, сколько из них могли бы рассказать второй закон термодинамики? Ответ был холодным, и он также был отрицательным. При этом я спрашивал о том, что является научным эквивалентом вопроса «Читали ли вы произведения Шекспира?».
Теперь я полагаю, что если бы я задал еще более простой вопрос – например, что вы подразумеваете под массой или ускорением, что является научным эквивалентом вопроса «Умеете ли вы читать?» – не более одного из десяти высокообразованных людей поняли бы, что я говорю на том же языке. И пока возводится величественное здание современной физики, большинство умнейших людей западного мира имеет о нем примерно такое же представление, какое было у их предков эпохи неолита. [92]
Как симпатия, с которой другие западные культуры восприняли «Две культуры Сноу», так и ее необычайная живучесть замечательны, учитывая, что оригинальная работа была пропитана британской послевоенной культурой, в которой она родилась. «Литературными интеллектуалами» Сноу были в основном мужчины (а не женщины, что примечательно) с высоким социально-экономическим статусом, получившие классическое образование либо в Оксфорде, либо в Кембридже в эпоху, когда литература превозносилась, а наука считалась в лучшем случае дорогостоящим хобби для джентльменов-ученых. Но спешный переход Сноу от определения этой социальной касты как «традиционной культуры» к возведению их в ранг «доминирующего класса», который, как он претенциозно утверждал, «управляет западным миром», вызвал резкую критику. Однако это говорит скорее о самом Сноу, чем о разрыве между наукой и искусством. [93] Сноу родился в скромной семье и, получив стипендию в Кембридже, поднялся в высшие классы только благодаря образованию. После вполне сносной карьеры в области научных исследований он занялся написанием романов. Имея возможность смотреть на ситуацию с двойственной точки зрения, он посчитал себя достаточно компетентным, чтобы говорить о науке и искусстве со знанием дела.
Две культуры Сноу включали в себя похвалу Советскому Союзу за его научное образование и мрачные предупреждения о рисках неспособности приобщить бедные слои населения мира к богатствам промышленного прогресса. Таким образом, в своем первоначальном виде она превосходила свою нынешнюю репутацию просто публичной демонстрации дихотомии между наукой и искусством; как язвительно замечает Бернетт, оригинальная лекция Сноу была чем‐то большим, чем «просто наблюдением о том, как трудно общаться ученым и художникам».
Похожие книги
