– Вот я тебя слушаю и удивляюсь.
– Ты, удивляешься мне? Что-то не то с этим миром.
– Я про то, как ты любишь выдавать длинные тирады вместо краткого ответа, при этом строя из себя некого индивидуалиста, который в то же время прекрасно работает в коллективе, – он промедлил, ожидая реакции. – Я все видел по камерам. Ты отлично вписываешь в свой коллектив, общаешься, и на мгновение мне даже показалось, что ты флиртовал с одной из сотрудниц, хотя твой нервный тик, что ты маскируешь, перебирая что-либо в руке, заметен невооруженным взглядом всегда.
– Тебе показалось.
– Несомненно, – сразу подыграл Кристофер. – Мы уже не первый год работаем, и я точно знаю: ты умеешь общаться с людьми, а подчиненные отлично к тебе относятся, я узнавал.
– Серьезно, прям спрашивал? – саркастично удивился, отложил планшет, встал напротив Кристофера.
– Это моя работа. Сделать так, чтобы твой отдел работал, ибо вам всем, как ты выразился – лабораторным кроликам – нужен руководитель. Скажи спасибо, что я лоялен ко многому, и не требую соблюдения устава и правил, половину которых вы постоянно все нарушаете. Даже мне ясно, что в перспективе вся ваша работа, в которую, к слову, немногие верят – и это в этом-то месте – может изменить мир. И лишь благодаря моему дару убеждать, и в большей степени, уж признаем, тот факт, что я обладаю сорока процентами акций этого места, дает вам шанс работать столько, сколько надо, – разбавляя свою речь строгими нотками, произносил словно речь Кристофер, не сводя глаз с Бенджамина.
– Можно вопрос?
– Ты задаёшь вопрос, чтобы задать вопрос? – довольствуясь, парировал в ответ.
– Типа того. Скажи, а как много людей знает, чем мы тут на самом деле занимаемся?
– Достаточно мало, чтобы не задавали лишних вопросов.
– Я примерно так и думал, – удовлетворенно ответил Бенджамин.
– Ответь теперь ты мне. Мы знакомы уже несколько лет, и все это время ты явно стараешься показать, как тебе хорошо быть одному, и что коллективный труд не входит в твои достижения. Хотя мы оба знаем, что это не так. Как долго ты будешь ломать комедию и делать вид, что ты единоличник, которому чужды другие люди?
Наступило молчание. Единственным звуком, доходившим до ушей, был набивающий стук пальцев, по столу, знаменующий начало мнимой игры в характер, где каждый доказывал другому стойкость характера, молча глядя друг другу в глаза: один ожидал ответа, а другой ждал того момента, когда это не понадобится, но такого не происходило.
–Ты знаешь мою историю, и как я сюда попал, так что давай без демагогии.
–Да, знаю. И слишком много банальных теорий я могу предположить, ища причину того, почему ты столько лет занят этим проектом. А ты далеко не простой человек, так что и причина точно не на поверхности.
– Сегодня что, день такой, что тебя вдруг тянет на психоанализ?
– А это не важно. Я просто интересуюсь своим подчиненным, и даже смею сказать – другом, – ответа так и не последовало. – Если все же нужна причина, пусть будет такая. Откуда мне знать, откуда всем нам знать, что ты самостоятельно не создаешь себе и другим невыполнимую задачу, дабы казаться полезным и в не меньшей степени особенным? Откуда мне знать, что ты сам не придумываешь загадку с заведомо несуществующим ответом?
– Уже поздно, – нарушив затянувшуюся тишину и разрядив напряжение, легким тоном произнес Бенджамин, улыбнувшись Кристоферу. – Я устал, и ты тоже. А все эти разговоры по душам попахивают той эмоциональной близостью, которая как-то не по мне.
