– Да… Да… Володенька, как же так, родной? Сначала Анет… Теперь маменька… Точно проклял кто нашу семью!
– Мы станем молиться, Элен! Может быть, Бог даст, обойдётся! – Владимир нежно промокнул её щёки платком, думая про себя: если удача будет на его стороне, и тёща таки перейдёт вскоре в мир иной, ему нечего больше бояться разоблачения! Денис зол на него, но станет молчать из страха оказаться сообщником, других же, посвящённых в тайну убийства Анны, слава Богу, не останется. Со временем Дениса можно будет отправить в поместье с глаз долой, а то и вовсе прогнать!
– Пойдём к Катерине Фёдоровне, милая! – Левашёв ещё раз обнял Елену, нежно поцеловал в губы и в лоб. – Мы должны быть рядом с ней.
– Я так несчастна сегодня… И какая же я счастливая, что ты рядом! Я не знаю, что бы со мной сталось без тебя! – прошептала в ответ Элен.
* * *
Покои Катерины Фёдоровны в доме графа Левашёва располагались в двух небольших комнатах на втором этаже – спальне и гардеробной. Спаленка была крошечной, скромно обставленной: вдова купца Калитина ничего не взяла из собственных вещей, когда переехала к зятю. Все её помыслы были только об устройстве дочери на новом месте – на свои потребности Катерина Фёдоровна махнула рукой.
В спальне засветили лампадку перед иконами. Больная лежала на узкой кровати, над которой даже балдахина не было. Всю обстановку комнаты составляла эта неудобная кровать похожая на топчан, туалетный столик с табуретом, зеркало, большой портрет покойного Алексея Петровича Калитина, несколько горшков с цветами и множество икон.
Появился батюшка: Катерину Фёдоровну приобщили Святых Тайн и соборовали. Она почти не могла говорить, хватала ртом воздух, её дрожащие руки беспорядочно шарили по одеялу, простыням… Едва войдя, Елена снова зарыдала, упала на колени перед кроватью. Доктор, сидевший у изголовья больной, покачал головой и велел ей подняться.
– Не нужно, не нужно, Еленушка, милая! Вы её только побеспокоите! – доктор приблизил губы к уху Элен и что-то зашептал.
Та кивнула, вытерла слёзы и поднялась, ища взглядом Владимира. Левашёв подошёл поближе. Ему очень хотелось бы побеседовать наедине с доктором Рихтером и узнать – не успела ли тёща наговорить лишнего? Правда, всё это можно было бы списать на предсмертный бред…
Доктор уступил Елене место у постели больной; та присела, взяла мать за руку. Их знакомый священник продолжал протяжно и монотонно читать молитвы, Марфа подала Елене чистый платок…
Левашёв сделал знак доктору, и они вышли.
– Примите мои соболезнования, Владимир Андреевич, – вздохнул Рихтер. – Бедняжка Элен! Надеюсь, вы поддержите её в горе, ведь вы ей всё равно, что родной брат.
– Так что же, вы считаете, моя тёща совсем плоха? – замирая от волнения, спросил Владимир.
– Увы, мой дорогой… Я ещё полгода назад советовал ей заняться здоровьем и уехать на юг. Катерина Фёдоровна наотрез отказалась и запретила мне говорить с Еленой на эту тему. Мол, Элен и так слишком тяжело переносит гибель нашей бедной Анет, да ещё и останется без материнской поддержки! Я не смог её разубедить…
– Вот как! – пробормотал Левашёв.
Он нервно прошёлся по галерее, поглядел вниз, в гостиную. Надо бы осторожно узнать у доктора, не говорила ли чего странного Катерина Фёдоровна?
– Идёмте, доктор, выпьем по рюмочке кларета: вы, верно, ужасно утомлены? Да и мне не мешало бы, – Левашёв развёл руками, грустно улыбнулся. – Жаль Елену Алексеевну страшно, да из меня худой утешитель…
