– За одного пленного платить десятками жизней?
На следующий день расчет сержанта Михаила Хренова из зенитно-пулеметной роты лейтенанта Николая Пизова подстрелил легкий бомбардировщик. Самолет сел на болото недалеко от штаба 771-го полка, и тут же к нему побежали десятки людей. Из кабины вылез летчик, но, видя, что к нему приближаются русские, застрелился. Второй пилот начал было отстреливаться, попал в одного, но и сам был убит наповал чьим-то выстрелом из винтовки. Пехотинцы, облепив самолет, как муравьи, вытащили из кабины третьего летчика.
– Ребята! – удивленно крикнул кто-то. – Да он же без ног! Смотрите – культяпки!
– Ишь ты, патриот фашистский, – со злостью сказал сержант Хренов. – Тащите его, ребята, в штаб полка.
– Молодец, – подошел к Хренову лейтенант Пизов, – у тебя это четвертый?
– Два «мессера», «юнкерс», а теперь вот и «хейнкель», – довольно ответил Хренов.
– Кто подбил самолет? – спросил Пизова Шапошников, когда в штаб принесли на руках пленного летчика.
– Опять Хренов.
– Как это ему все время везет? – удивился Шапошников. – Один из всего полка сбивает! Самолет сильно поврежден?
– Сел на брюхо. Да его там уже разбирают все, кому не лень. Пулемет сразу куда-то утащили.
Лейтенант Николай Пизов был назначен Шапошниковым командиром зенитно-пулеметной роты после гибели под Суражом старшего лейтенанта Христенко. В полк он попал в трубчевских лесах, из окруженцев. Шапошников сразу обратил на него внимание: небольшого роста, глаза черные, упрямые и умные.
– Откуда выходите? – спросил тогда Шапошников Пизова.
– От Барановичей. Есть там недалеко такая станция – Мир. Склады охраняли.
– Правда, что немцы долетали до вас перед войной?
– То и дело. Нам говорили: идут двухсторонние маневры. Сейчас это даже дико вспоминать. Их диверсанты связь у нас начали рвать еще с десятого июня, связистов наших подстреливали. К двадцатому июня мы к этому настолько привыкли, что ночью исправлять связь и не ходили, дожидались утра.
– А в Трубчевск с кем выходили?
– Одно время сами по себе, потом к «пролетарцам» пристали. Командир наш бросил нас в первые дни войны, ушел домой на Украину.
«Надежный, толковый парень. Воевать будет честно, – подумал о нем Шапошников. – Этот не сбежит никуда».
Не успел Шапошников допросить пленного летчика, как к нему привели еще одного немца.
– А этот откуда? – невольно удивился он.
– Едет на мотоцикле, между Бакланью и Юрковом, там дорога у берега, и, видно, решил срезать угол, наши пулеметчики и подстрелили, – рассказал Бакиновский. – Лежит, колеса у мотоцикла крутятся. Решили сплавать – Богомолов из роты Вольхина. Он и подстрелил. Сел в лодку – и на ту сторону. Как немцы его не увидели – удивляюсь. Спали, наверное. А этот фриц даже не ранен был, только каблук пулей отбило. Без оружия и ехал. Богомолов подполз – он сам и руки поднял, и мотоцикл покатил – вполне исправный, ребята пробовали заводить.
– Да, вот так подарок. Иоффе, спросите его: куда он ездил?
– Возил приказ в штаб полка о переброске их дивизии на другой участок фронта, – перевел Иоффе.
Шапошников сразу оживился:
– Какой он дивизии? Восемнадцатой танковой?
– Да, а южнее, говорит, стоят части двадцать девятой моторизованной, четвертой и третьей танковых дивизий. Их дивизия будет сменяться первой кавалерийской.
– Спросите его: когда они собираются наступать?
– Не знает, не интересовался. Говорит, что он до войны пекарем был, в Вене. Спрашивает, где у нас здесь почта.
