– Спасибо вам, Барсов, – вздыхает она. – И вам большое спасибо. – Добавляет, кивнув Михалычу.
– Надо же, – хмыкает Павел Иванович. – А пса нашего Барсиком звали. Ой, извините… – тушуется старик.
– Ничего. Видите, как бывает, один Барсик уходит из жизни, другой приходит…
– Барсов, вы, как обычно. – Софья закатывает глаза. – Куда поедем?
– Предлагаю на хутор Красный мотнуть. Там собачье кладбище. – Прочистив горло, протягивает Михалыч.
Нам остается лишь согласно кивнуть. В квартире повисает гнетущая атмосфера. Соня вздыхает, стирает слезы, облизывает губы, наблюдая за тем, как мой водитель кутает пса в простыню. А я смотрю на нее, борясь с щемящим желанием ее утешить – обнять, прижать к груди и гладить волосы.
Михалыч грузит пса в мой багажник. Соня садится сзади, я… тоже сзади – к большому удивлению моего водителя.
– У вас красивая машина, Барсов, – грустно замечает Соня. – Новая?
– Почти, – отвечаю я, как бы невзначай коснувшись коленом ее бедра. – У меня не одна машина, Софья Васильевна. И вообще… я и сам ничего.
Она вскидывает взгляд и смотрит на меня, будто проверяя мои слова. Ничего или так себе мужик?
– Я вам очень благодарна, – повторяет она. – Правда… вы не должны были. У вас и так… проблем хватает.
– Пустяки.
Мы заезжаем на вершину холма, заросшего мхом и кустарниками. Ветер треплет мягкие волосы Сони, колышет слегка пожухлую траву, несет по небу золотисто-багряные закатные облака. Софья кутается в полы вязаного кардигана, поправляет непослушные пряди, подсказывает Михалычу, как глубоко копать. А я стою поодаль, потирая ноющую после операции руку.
– Всё. Можете посидеть, попрощаться, – деловито произносит Михалыч. – Хотите, я вам табличку из дерева изготовлю? Будете приезжать, проведывать собачку.
– Конечно, спасибо, – оживляется Соня. – На ее лицо наползает легкая улыбка.
– Я в машину, шеф. Пойду руки помою. – Водитель взмахивает ладонью и устремляется к верхушке холма.
Ветер, закат, яркое, как фруктовое ассорти небо… И снова мы… Рядом. Чувствуем исходящее друг от друга, как электрический ток, напряжение. Я ведь просто хотел поговорить… Услышать ее голос, извиниться, прощупать глубину нанесенного мной оскорбления, а вышло… Так, как вышло.
– Соня… – приближаюсь к ней так близко, что чувствую запах волос – смесь горького мандарина и шоколада.
– Обними меня, – шепчет она, смахивая слезу. – Плевать, что будет потом. Мне сейчас… Мне так плохо.
– Соня, – шепчу, притягивая ее к груди. – Сонечка…Софья.
– Обними меня, – шепчу, заставив совесть заткнуться. Ну и пусть… Сейчас мне до ломоты в мышцах нужны его объятия. Его? Или подошел бы водитель Михалыч? Или Толька Арзамасов? А почему нет? Нет… Только он… с недавнего времени. И почему судьба нас все время сталкивает? В самые неподходящие, болезненные, стыдные моменты…
– Соня, – Марк притягивает меня к груди и зарывается носом в волосы. Ветер треплет полы кардигана, забирается под одежду, остужая кожу. Горячие мужские руки гладят мою спину, плечи, теплое дыхание обжигает щеку. Он не целует… Наверняка помнит мою реакцию испуганной глупой птички. – Сонечка, все будет хорошо, ты мне веришь?
Нет, но верить очень хочется… В счастливое будущее и его невысказанные чувства.
Закрываю глаза, припадая к широкой груди Барсова и замираю. Проходит всего мгновение, а, кажется – целая вечность.
– Век бы так стоял, Софья Васильевна, – наконец, произносит он.
