- Почему ты не звонил вчера?
- Танюш, ты ведь знаешь, вчера были съемки, потом совещание, потом документы на работе вычитывал и подписывал.
- Это был вечер пятницы.
- Ты плохо его провела?
Я целовалась со смазливым малолеткой.
- Нет. Нормально.
- Так в чем проблема?
- Может, в том, что раньше мы проводили вместе свободное время, а сейчас тебе как-то не до этого?
- Тань, ну что ты начинаешь, – он прищуривается, чуть запрокинув голову назад, и тянет руки ко мне. Ждет, когда я подойду, чтобы обнять, но обойдется.
- Начинаю ровно то, что меня беспокоит. Думаешь, если принес мне пирожные, я сразу перестала думать о том, что меня беспокоило вчера?
- Не надо ни о чем беспокоиться, все нормально.
- Пей, – ставлю перед ним чашку с грохотом, и с таким же успехом могла бы сказать «подавись».
- Таня, успокойся, – он поднимается с места, ловит за руку и тянет на себя, из-за чего я едва не впечатывается в его грудь. – Я сейчас поеду на работу, разберусь с документами, которые не успел закончить вчера, а вечером мы где-нибудь поужинаем. Идет?
- Давай жить вместе.
Вот так вместо ответа на вопрос сбиваю его с мысли. Говорю то, что нам стоило обсудить уже давно, но Стас не начинал, а мне не хватало духу. И только дурацкие вопросы от Филиппова заставили задуматься, что я действительно зря оттягиваю. Самый лучший способ узнать – спросить в лоб.
И реакция Стаса на вопрос мне совершенно не нравится. Он напрягается, отпускает мою руку, отстраняется на несколько сантиметров и пристально разглядывает что-то на моем лице, как будто первый раз видит.
- Что ты сказала?
- Сказала, давай жить вместе.
- Ты уверена?
- Стас, мы встречаемся четыре года, а видимся только на работе и по выходным, да и то не всегда. Ты правда считаешь, что это нормально? Я так не думаю.
Быстрицкий усаживается обратно, поправляет рассыпавшиеся волосы, зачесывает назад. Подтягивает чашку к себе и делает глоток кофе. Пауза длиной в пять секунд кажется мне длиннее жизни, и я готова гипнотизировать настенные часы, лишь бы стрелка двигалась быстрее.
- Тань, это же не решается вот так сразу.
- Сразу? Четыре года – это для тебя сразу?
- Таня. Послушай меня. Я не говорю «нет», я говорю, что нам надо подумать, обсудить…
- Стас! Да мы только и занимаемся тем, что думаем, а время уходит, и ничего не меняется! – я кричу, ощущая, как бешенно начинают пульсировать виски, а голову сжимает как будто в тисках.
- Не надо говорить мне о времени, я не хуже тебя знаю, как оно дорого. Тань, ну не злись, – он снова поднимается, подходит ко мне и прижимает меня к столешнице кухонного шкафчика, чтобы отрезать все пути для отступления. – Я тебя понял. Мы все решим.
«Мы все решим». Говорит словами типичного чиновника, слишком вжился в свою роль. Жаль не сказал «Мы устраним эту проблему».
- Решай, – беспристрастным тоном отвечаю и пытаюсь увернуться от поцелуя.
Но Стас целует меня все равно. Такое знакомое действие, такой привычный момент, просто поцелуй с моим мужчиной.
Но твою мать. Что-то не так. Не тот вкус, не тот запах, словно чужие губы и непринятие происходящего.
Ровно те ощущения, которые я должна была испытать вчера во время украденного у меня поцелуя Филиппова, я испытываю сегодня со своим парнем. Невозможно ведь отдалиться от человека за одну ночь? Просто потому, что я предложила съехаться, а он не захотел? Когда его поцелуй стал чем-то неприятным?
