Вывернув на трассу, я собираюсь втопить по газам, но на дорогу выскакивает недоделанный насильник и перегораживает мне путь.
– Я пошутил, клянусь! – Он упирается руками в капот машины, и я смотрю на него исподлобья, освещая его лицо светом фар. – Честное слово. Я ничего такого не планировал. Просто пошутил. Поверь.
– Почему я должна тебе верить? – выплевываю я сквозь зубы, не заглушая двигатель.
– А я почему тебе поверил? Ты ведь тоже могла оказаться маньячкой. Я, между прочим, так и подумал изначально: либо у нее беда с головой, либо маниакальные наклонности.
– Тогда зачем согласился сбежать со мной? – выкрикиваю я.
– Повелся на твои ноги. – Свет фар слепит его, поэтому он прикрывает глаза рукой.
– Как банально.
– И ты единственное ярко-красное событие за весь месяц в этом чертовом городе.
Я невольно усмехаюсь, но тут же запрещаю себе улыбаться. Он не убедил меня и не смягчил, просто мои руки решили, что пора заглушить мотор, а ноги захотели выйти из тачки навстречу к неудавшемуся маньяку-насильнику.
– Так ты тут недавно? – останавливаюсь напротив него. Нас обволакивает привычная темнота.
– Дольше, чем хотелось бы.
– И долго это будет продолжаться?
– Наверное, пока я не сбегу.
Я пытаюсь разглядеть его выражение лица, но решаю, что не стоит углубляться. Поэтому, протяжно вздохнув, я забираюсь на капот машины и ложусь на него, закинув руки за голову. К моему удивлению, красавчик присоединяется, устроившись рядом в такой же позе.
Мы оба лежим на спине и молча разглядываем небосклон. Отсюда звезды кажутся еще ближе, а Млечный Путь будто отражает дорогу, посреди которой стоит машина – нужно только захотеть, чтобы увидеть нас среди этих звезд.
Странно.
Минуту назад я готова была переехать моряка колесами тачки, которую он же и угнал у своего брата, а сейчас наши тела от соприкосновения разделяет всего пара дюймов. И мне спокойно. Стоит еще раз напоминать, что я странная?
– Ты знала, что тридцать лет назад ученые считали, что всего существует порядка сотни миллиардов галактик, а теперь, в процессе долгих исследований, выяснили, что в видимой части нашей Вселенной их приблизительно триста пятьдесят миллиардов?
– Нет, не знала, – зачем-то лгу я.
На самом деле я с детства увлечена астрономией. Это заслуга моей покойной мамы. Точнее то малое, что мне от нее осталось. Она ушла слишком рано, мне не было еще и шести, но я до сих пор помню, как она убаюкивала меня, придумывая истории о просторах вселенной и жизни на других планетах. Отец как-то однажды рассказывал, что мама была одной из членов Королевского Астрономического общества в Англии и посвятила всю свою короткую жизнь звездам. Поэтому он и согласился назвать меня Астрой – от греческого – звезда. Символичное таинственное имя, которое, как верила мама, должно было наградить меня невероятной красотой и особенной аурой подобно сияющей звезде. Не знаю, что из этого вышло. Возможно, я та звезда, что упала, а никто и не заметил.
– Мы никто, – выводит меня из воспоминаний моряк. – Такие жалкие, запертые в клетке, а нам не дают даже здесь жить свою ничтожную жизнь. Мы незначительные. Даже когда нам кажется, что мы завоевываем этот мир. Там, – он указывает пальцем в небо, – мы никто. Наши земные заслуги – пыль. Так почему каждый из нас не может жить своей мечтой? Может, только это и имеет значение?
– Я не умею мечтать, – внезапно для самой себя признаюсь я.
