Мы никогда не умрем - страница 41

И вдруг он понял, что сегодня в его жизни должно произойти кое-что очень важное и, скорее всего, даже хорошее. Мысль эта пришла ему в голову, когда он почувствовал напряжение, охватившее его супругу. Хуже всего то, что напряженность эта не сулила ничего доброго.

Убрав руку с ее талии, он пошел дальше как ни в чем не бывало. Какое-то время они молчали, и он вежливо не лез ей в душу, но потом все-таки спросил с призрачной надеждой на благополучный исход разговора:

– В чем дело, Юль? Что тебя изо дня в день напрягает?

– А ты как думаешь? – ответила она вопросом на вопрос.

– Я думаю… – Он посмотрел на ее лицо, которое до сих пор находил красивым, и хотел ответить ей что-то утешающее, но венки на ее висках пульсировали, а щеки покраснели в знак того, что его супруга едва справляется со своим раздражением.

«Как же меня достало, что ты вечно всем недовольна», – подумал он и произнес:

– Я думаю, что мы с тобой были плохими родителями для своего ребенка, и еще я думаю, что ты винишь меня в ее смерти.

– А кого? Кого я должна винить?

– Да никого! – сорвался на крик Александр и, в момент успокоившись, добавил: – Искать виноватых можно сколько угодно. Катю это, к сожалению, не воскресит.

– Как ты можешь нести такую…

– Я не договорил.

– … чушь?! – досказала она так, что «шшшшшшшшь» звучало у него в ушах, будто бы он говорил с гремучей змеей, а не с женой, которую любил долго и, видимо, слишком преданно и даже по-рабски.

Злоба накипью заполонила мозг. Зашла на второй круг, не оставив шанса на примирение. Значит, надо договорить до конца и самому обозначить финал их затянувшейся истории.

Он продолжил:

– Ты спросила, что я думаю, так вот дослушай. – Внезапно мужчина ощутил былую уверенность в себе. Понимал, что должен наконец-таки высказать жене все, о чем молчал эти долгие четыре года, и не испытывал ни малейшей неловкости оттого, что этот разговор состоялся в годовщину смерти своей девочки. – Я думаю, что ты привязала меня к себе, как пса на поводок, и, наконец, я думаю, что ты поступила паскудно, когда запрещала ей переехать с ним в Питер. Я вполне понимаю его чувства и рад, что они любили друг друга. Думаешь, только тебе тяжело? Постоянно о ней думаю, перебираю в голове свои косяки, как осколки разбитой тарелки. Считаю себя плохим, а для чего? Это ведь не так. И ты на самом деле не плохая. Просто – если разбитое не склеить, давай меняться. Как бы дико для тебя это ни звучало, – жизнь продолжается.

Тут она с перекошенным лицом вцепилась ему в пиджак, так, что ему ничего не оставалось, как оттолкнуть ее от себя в сторону. Держа пуговицу в своих когтистых руках, теперь больше напоминающих ему лапы, она шлепнулась на землю, слюнявая и злая.

– Никогда не думал, что подниму руку на свою женщину. Но, видно, все когда-то бывает впервые. – С этими словами он протянул ей свою крепкую руку, чтобы помочь ей подняться, но она отказалась, стукнув ногой по земле, будто лошадь копытом.

– М-да… Видела бы тебя Катя… Я пошел на могилу к дочери, и если хочешь, то пошли со мной.

– Нет, – прошипела на него жена, словно маленький ребенок в песочнице, которого заставляют идти, куда он не хочет.

– Тогда сиди тут, а мне пора.

Она смотрела ему вслед, а он от нее все удалялся, и удалялся, и удалялся.

– Да и муж из тебя был хреновый!

– Может быть, – обернулся он, замедлив свой шаг. – Думаю, это значит, что тебе пора искать нового. Ты же сама меня пилила, что «сельская жизнь не для тебя», так что уматывай, и не придется дальше тащить свой крест. – Проведя черту, он продолжил свой путь, а она так и осталась сидеть на дороге, не ощущая ничего, кроме бессилия и злобы.