Он направился к дверям, но у выхода в коридор обернулся и снова улыбнулся Маше.
– Лёшка-то меня пригласил, чтобы с вами, Машенька, познакомить! Жаль, что я уезжать должен, вы мне очень понравились… Может быть, увидимся на той неделе? – с надеждой спросил он, но, глянув на удивлённое Машино лицо, пробормотал: – Хотя кому я с моими проблемами нужен, с багажом таким!
Маша ещё не успела до конца осознать, что Миша ей рассказал, но картина уже стояла у неё перед глазами: тёмная гардеробная и диванчик, на котором закуталась в одеяло одинокая маленькая девочка, ненужная никому, кроме отца. А отец крутится весь день, обеспечивая такой важный, по его мнению, уровень жизни для дочки Наташи. Миша уже был возле лестницы, когда Маша сказала в пустоту кухни:
– Я сейчас оденусь и поеду с вами! – и метнулась к выходу в коридор. – И не вздумайте без меня уехать! – бросила она, протискиваясь мимо удивлённо глядевшего на неё Миши.
Маша взлетела на второй этаж, стараясь не шуметь, влезла в джинсы и свитерок, затолкала в сумку пижаму и, оставив в ванной косметику, босиком и с носками в руках сбежала по лестнице в холл. Миша пододвинул ей стул и снял с Машиного локтя болтающуюся сумку. Маша натянула носки, всунула ноги в сапожки и нашла в куче одежды свою шубку.
Машина, простоявшая всю ночь на морозе, была просто ледяная.
– Давайте подождём, пока машина прогреется, – предложил Миша, заведя мотор, – подогрев сидений минуты три займёт.
– По дороге согреется! – отрезала Маша, забираясь в машину.
Она не могла понять, что гнало её в этот незнакомый дом. Одиночество девочки Наташи, когда множество взрослых вокруг неё взяли на себя все хозяйственные заботы и ребёнок ни в чём не нуждается? Мысли о брате, который до сих пор не верит, что ему всегда дадут поесть, или о сёстрах, которых она, скорее всего, никогда не увидит? Воспоминания о той девочке, которая смотрела вслед грузовику, увозившему маму в новую жизнь, куда её, Машу, не позвали?
Всю дорогу они молчали. Маша исподтишка рассматривала Мишины руки, его резко очерченный профиль и утреннюю щетину, проступившую на щеке. У Миши были тёмные прямые ресницы, широкие брови, крупноватый нос, но черты лица очень гармонично сочетались с тёмными глазами, а коротко подстриженные волосы открывали сильную шею. Маша отчего-то подумала, что такой Миша понравился бы няне Але.
Машина заехала в гараж, Миша заглушил мотор.
– Маша, вы только не обижайтесь, если Наташка к вам не пойдёт! – Миша старался не смотреть на Машу. – Ладно? Она… – он подыскивал правильные слова.
– Она – ребёнок! – сказала Маша. – Пойдёмте!
Девочку они нашли в гардеробной на втором этаже. Она спала на коротком диванчике, и худенькие ножки трогательно торчали из-под полосатого мужского халата, укрывавшего её с головой. Миша осторожно взял дочку на руки и понёс в спальню. Маша подняла с пола маленькие розовые тапочки и тихонько пошла за ними. Уложив девочку, они спустились на кухню. Миша стал передавать ей тарелки и контейнеры из большого холодильника. Маша ставила всё это на круглый кухонный стол. Они поели, потом долго пили кофе и ели конфеты из большой коробки. Маша рассказывала про работу, Миша говорил о своём бизнесе. Потом они обсуждали новые фильмы, потом перешли на экранизации и стали говорить о книгах. Маша никогда не говорила с незнакомым мужчиной так много и так легко. И в какой-то момент она подумала, что Фёдор Михалыч мог бы говорить с Мишей о политике, ругать левых и правых, спорить и доказывать, что нужно всё изменить или, наоборот, поддержать.
