– Безбожница! Гореть тебе в Аду.
– А вы – проклятые рабы – что б кости ваши сгнили в земле, которую вы сами превратили в кладбище невинных! Слава Франции! Да здравствует Коммуна!
Дело уверенно двигалось в сторону ещё одной драки – на этот раз, уже под самым моим домом. Так бы всё и произошло, если бы не один человек, который зашел ко мне во двор и встал между двумя кучками разъярённых мужчин и рассерженных женщин. И им пришлось подчиниться. Меня решил навестить сам офицер национальной гвардии – один из тех героев, в которых нуждался Париж; и которые сами нуждались в Париже, а потому были верны ему до конца.
Просто так он никогда бы не зашел сюда; но он пришел навестить меня. Мне пришлось в один глоток разделаться с кофе, извиниться перед Марией за вынужденную неловкость и выбежать во двор, чтобы пожать руку своему гостю и давнему другу.
– Пан Домбровский! – сказал я, – сколько лет мы уже не виделись.
Ярослав Домбровский – только тот, кто может призвать толпу к бунту, может её же и усмирить. Он был одним из самых талантливых военачальников коммуны. Очень скоро, ему суждено будет стать комендантом Парижа – мера, которая всё равно не сможет никого спасти.
– Я не считаю зимы. Я надеялся, что ты когда-нибудь вернёшься в Варшаву и мы встретимся там. В Париже много поляков, но почти ни с кем из них у нас не совпадают взгляды. А с тобой – мне всегда было приятно общаться.
– Уж не за одним лишь мною ты приехал в Париж?
– Я здесь, чтобы исполнить свой долг. Мы потеряли Польшу; но Францию – я так просто не отдам. Мы не повторим ошибок прошлых бунтов. Меня беспокоит лишь одно: в Польше поляки сражались против русских; но здесь французам приходится убивать других французов. Многих это беспокоит… Но не будем о грустном. Я слышал, ты состоишь в одном из комитетов?
– Да. Свою роль в Коммуне я играю.
– Если честно, не обижайся, но я удивился, когда узнал, что ты здесь. Мне почему-то казалось, что сбежал в Америку – сейчас все, кому не лень бросают всё и переплывают океан, будто переходят через реку. Я и не верил в то, что мы ещё увидимся. С тех пор ты почти не постарел.
– Здоровье хорошее. А залог долголетия – хорошее настроение. Оно помогло мне пережить не одно народное восстание – поможет справиться и с этим. Будем верить в то, что мы поступаем правильно.
Краем глаза я заметил, что всё это время Мария наблюдала за нами из окна. Она вряд ли знает хоть слово по-польски. Я перешел обратно на французский:
– Ярослав, позволь мне кое с кем тебя познакомить.
И я жестом подозвал свою гостью к себе.
– И что же это за прекрасная мадемуазель?
Я представил их обоих:
– Мария, это генерал Ярослав Домбровский, – он взял её руку в свою и поцеловал, – месьё генерал, это Мария.
– Для меня большая честь познакомиться с вами, мадмуазель.
– И для меня тоже, генерал, – кивнула она.
– Жду тебя утром в ратуше, – развернулся ко мне Домбровский, – всем нам, ответственным за Коммуну, есть о чём поговорить.
С этими словами он ушел, будто ему нечего было больше сказать.
Нам с Марией тоже, самое время было идти к Жоржу. Я говорил ему, что навещу его сегодня вечером. Наверное, он уже ждал нас.
По дороге мы прошли мимо ателье мадам Рабли, насколько лет назад сшившей мне замечательный, удобный пиджак, который и сейчас украшает мои плечи, пока Парижская Коммуна в расцвете своих сил. Правда, теперь у двери стояли не клиенты, а возмущённые портнихи, которые, не стесняясь никого, громко о чём-то спорили. Я решил подойти и спросить их о том, что произошло. Вскоре, мне пришлось пожалеть о своём любопытстве.
