– Уходи, – сказала я и подняла взгляд, не в силах противостоять порыву. – Не надо, чтобы тебя застали здесь в таком виде.
Я видела, как эти темные глаза смеются, сердятся, улыбаются, подмигивают и распахиваются от страха, но никогда не видела в них слез, никогда не видела, как дрожат его плечи и рот открывается в безмолвном страдании. Когда шаги приблизились, Кека протянул обе руки ладонями вверх и впервые с тех пор, как чилтейцы лишили его языка, попытался заговорить. Слова вышли нечеткие, но их значение было таким же ясным, как его жест.
– Простить? Что ты сделал, Кека? – дрожащим голосом спросила я. До сих пор я думала, он извиняется за то, что обратил Клинков против меня, а не за то, чего я еще не знаю. – Что ты сделал?
Он повторил невнятное извинение и встал. В комнату ворвалась волна незнакомых голосов, принеся с собой вихрь шагов. Кисианский солдат схватил меня за плечо и впился пальцами, когда я попыталась остаться на коленях.
– Меня не освободили, я не могу двигаться, – сказала я, когда второй солдат взялся за другую руку. – Отпустите меня! Где император Гидеон?
– Ждет снаружи, конечно, – донесся голос от двери. – Он требует тебя немедленно.
– Зачем? – спросила я, избегая встречаться глазами с Лео, чтобы он не прочел в них мой страх.
– Для церемонии. – Лео улыбнулся и жестом указал на тусклый солнечный свет, сочащийся в ближайшее окно. – Погода прекрасная, левантийцы и кисианцы уже собрались, и мы не можем заставлять его величество ждать.
Цепкие руки бесцеремонно поставили меня на ноги, и я скользнула взглядом по затылку Кеки. Я едва не произнесла его имя, но вовремя остановилась. Мольбы ни к чему не приведут, кроме позора. Если моей наградой станет казнь, я умру гордой и недрогнувшей. Для этого я еще достаточно левантийка, гордость и честь вытравлены на моих костях.
Улыбка Лео стала шире, хотя называть эту тошнотворную ухмылку улыбкой было бы нечестно.
– Да-да, знаменитое мученичество левантийцев. И вправду впечатляет, в какой культ вы возвели страдания.
Он рассмеялся собственной шутке, а когда я не ответила, что-то сказал на кисианском и махнул солдатам. Хватка на моих руках ослабла. Один солдат задал вопрос, и Лео кивнул все с той же пародией на улыбку. Солдаты отпустили меня и отошли.
– Так-то лучше, – сказал он на левантийском. – А теперь пойдем. Ты же сможешь идти сама, Дишива?
На долю секунды наши глаза встретились, и я в панике отвела взгляд. Не думай о ней. Не думай о ней. Не думай о ней.
– Да, – ответила я, расправляя плечи и выпрямляя спину. – Я не позволю тащить себя как животное.
Словно почетный караул, несколько солдат пошли впереди меня, остальные остались на месте, растерянно глядя на Лео. Терпению, с которым он ждал, пока я двинусь, позавидовало бы и пересыхающее русло реки.
Мне ничего не оставалось, кроме как гордо последовать за солдатами, с пустым желудком и тяжелым сердцем. Дверь охраняла Массама, и когда я проходила мимо, она набрала было воздуха, чтобы заговорить, ее рука дрогнула, но ничего не произошло, и я пошла дальше в одиночестве.
Пока стояла на коленях, я потеряла счет времени. Ночь сменилась утром, а сейчас солнечный свет скрывало плотное облако.
– Боюсь, у тебя нет времени помыться, – произнес Лео, шагая рядом со мной по узкому коридору с толстыми балками. – Но чистая одежда есть.
Я хотела спросить, зачем нужна чистая одежда, чтобы умереть, но решила не подыгрывать ему. Не в первый раз я понадеялась, что не ошибаюсь, и ему требуется зрительный контакт, чтобы читать мысли.
