Только выйдет-то все по-другому… Ну, корова – та понятно. Посмотрев удивленными глазами на незнакомого мальчика, буренка с достоинством проследовала за ворота. Даже моя краюха хлеба не понадобилась. Она только мычала, ждала дойки. А вот овцы, что бы вы думали, скушали весь мной предложенный хлеб, а за калитку ни-ни. Это я потом пойму, что они испугались меня, а я их. Все же ведь я городской парнишка и кормить с ладошки не очень-то обучен. Я их и хотел обойти со стороны, и так и этак, но они ни в какую. Бегают по деревне туда-сюда, я за ними по лужам. Все сандалии стали мокрыми. Уже меня и соседи спрашивают: «Саша, что случилось, где дедушка?»
Ну ладно, бестолковые овцы, не хотите по-хорошему, тогда я возьму кнут. Настоящий – дедушкин. Вообще-то нам, детям, строго-настрого не разрешалось даже приближаться к таким вещам, как косы, топор, кнут. Кнутик у меня был свой, детский, сделанный из старого ремешка. Но разве такого послушаются, нет, тут нужен дедушкин, только так! Чтобы и щелкал и свистел.
Короче, с дедушкиным кнутом загнал я бедных овечек аж до синего болота, там уж и до леса недалеко. И вот ведь как вышло. Дощелкался. Со всей шестилетней удали заехал аккурат себе по глазу. Аж голова подтреснула, искры брызнули. Глаз тут же заплыл, надулся синяком. И больно-то как, ой-ой-ой! Слезы катятся, не остановишь. Ладошкой прикрыл, бегу обратно в деревню, овцы мои следом. И тоже жалостливо блеют.
Весь зареванный, в мокрых сандалиях, продрогший, кнут бросил в кусты, подхожу к дедушке.
– Дедуль, посмотри, что у меня там с глазом?
– А что случилось?
– Да, вот мошка залетела, я и расчесал.
– Ну-ка, дай гляну… Ух ты, да это к тебе не мошка залетела, где это ты так, а?
– Мошка, мошка!.. – твержу себе под нос… Ну а как сказать-то, что кнут без спросу взял.
– Пойдем в дом скорей, Саша.
В доме тихо. Умыл мне лицо дедушка, дал рубль железный с Гагариным.
– Ты ляг, приложи к глазу и лежи, а я пойду фельдшера звать.
Заснул, и снилось мне, что будет у меня один глаз, а может, и вовсе ослепну, как дядя Матвей. Ну и ладно. Буду жить с дедушкой в деревне, а папа с мамой будут приезжать по праздникам. Ничего, проживем.
Крепко спал.
Зато на следующий день перебинтованный мой вид лихо позабавил деревенских ребят. Кутузовым дразнили. А мама, увидав, только руками взмахнула. Но не ругала. Чего уж ругать. Глаз-то видит, только синяк здоровенный. А дядя Саша даже по такому случаю возил меня на мотоцикле с коляской по полям вокруг деревни.
А про кнут я никому не сказал. Только Юре. Мы с ним потом из кустов его достали и на место повесили. Никто и не догадался.
«Я в себе пока не разобрался…»
Я в себе пока не разобрался,
Оттого, наверно, вольно жить.
Где не надо – я перестарался,
С кем не надо – я спешил дружить.
Удаль часто поджидает усталь…
Усталь – это больше, чем устал.
Еду в Суздаль, колокольный Суздаль,
Чтоб прислушаться к его устам.
Важно крепко помнить в жизни место,
Где восходит из глубин твой род,
Ведь земля – не булочное тесто,
А толпа – далеко не народ.
На владимирских лихих просторах
Деревенька есть посредь ветров,
Только город и военный порох
Пощадили в ней лишь семь дворов.
Здесь, в Пигасово, мой дед родился,
Строил школу бревна к бревнам вгладь.
Где в войну отец не доучился,
Где других детей учила мать.
В дальний лес, окутанный восходом,
С братом я ходил чернику брать.
Перед нашим ягодным походом
