У парадной лестницы выстроились бутылки – надо полагать, пустые, – а во всем холле стоял кисловатый запах. Наверху кто-то закричал. Ревна впилась руками и подлокотники кресла.
Скаровец в порванной шинели помчался наверх.
– Ваше кресло, мисс, – сказал его утомленный товарищ.
Узкий холл за лестницей переходил в коридор с чередой комнат. Ее старое, громоздкое кресло там просто не пройдет.
– Нам придется вас нести, мисс.
– Нет, – ответила она, совершенно не подумав.
Слово сорвалось с губ сильным и злым звуком. Ревна вспыхнула. Но если ей пришел конец, она не хотела бы его встретить в объятиях палача.
– Я пойду сама.
Она схватилась за балясину у подножия лестницы, осторожно сняла ноги с небольшой полочки, специально вырезанной для них отцом, и встала.
А когда почувствовала, что твердо стоит на ногах, вновь перевела взгляд на скаровцев. Утомленный бесцеремонно пялился на ее ноги, хмуро разглядывая острые металлические пальцы. Подбитый глаз и вовсе избегал смотреть на нее.
– Сюда, – сказал утомленный, протиснувшись вперед.
* * *
Она думала, что ее отведут в комнату для допросов. Но не думала, что та окажется такой… розовой.
Стены были чуть бледнее дивана, обитого тканью с орнаментом из роз, который, по всей видимости, вышел из моды еще до последней войны с эльдами. В центре комнаты стоял ореховый стол, за которым и полагалось вести допрос. Спасенный ею скаровец взял обитый тканью стул. Его коллега с подбитым глазом захлопнул перед носом у мамы дверь.
Утомленный жестом показал на диван и сказал:
– Садитесь.
Ревна опустилась на мягкую подушку. На полу бесцеремонной кучей валялись документы. Над книгами на небольшой полке в углу комнаты тоже торчали какие-то бумаги. В окно Ревна видела квадратик затянутого дымкой голубого неба. Городскую тюрьму, по всей видимости, разбомбили. Иначе с чего бы ее привели сюда?
– Ревна Рошена, – произнес утомленный, взял со стола папку и открыл ее.
После чего сделал паузу, будто ожидая, что она что-то на это ответит.
– Так?
Скаровец, должно быть, прекрасно знал, как ее зовут, а папка в его руках рассказала ему все остальное: ребенок, предатель, ампутация ног, работница на заводе.
– Сколько вам лет?
А разве в твоей дивной папочке этих сведений нет?
– Семнадцать, – ответила она, сплетя перед собой пальцы.
Каждый вдох давался ей с трудом.
Он сверил ее лицо со словесным портретом, пройдясь по всем пунктам, и несколько мгновений в комнате царила тишина, нарушаемая лишь скрипом карандаша. Его товарищ стоял, прислонившись к двери. Ревна закусила щеку, чтобы не расхохотаться. Она опасалась нападения скаровцев на каждой темной аллее и в каждом казенном здании, а теперь готовилась встретить свою судьбу в уродливой розовой комнате, сидя на мягком диване с розовым узором.
– И давно вы экспериментируете с Узором?
– Я…
И ничего я не экспериментирую. Полгода. Год. Она хорошо отрепетировала каждый из этих вариантов ответа, но понимала, что сейчас любой из них будет неверным.
– Лгать нет смысла, – он взглянул ей в глаза, впервые с тех пор, как они пришли в этот дом, – я ведь был рядом.
– Я ничего не знаю, – выпалила она.
Это прозвучало глупо, ведь все понимали, что всё она знала.
– Благодаря вам я пролетел двадцать футов по воздуху, – он хлопнул ладонью по лежавшей на столе папке с ее делом, – вы спасли мне жизнь.
– Я не хотела.
Он удивленно приподнял брови.
– Не хотели меня спасать?
