род родил мой мужей и поэтов,
что под Троей грозно и мерно
рокотала арфа Гомера,
и гремела лира Брандана,
вторя голосу сына успеха,
Эгиль пел, отражая удары, —
и по фьордам дробилось эхо!..
Это – было. Боян был вещий,
старец немощный, струн касаясь,
вдруг крылами вскидывал плечи,
и казалось – сажень косая!..
И казалось – под облаками
сизый сокол кружит широко —
вот сорвётся когтистым камнем!..
…Вот бредут кобзари по дорогам —
и угрюмые скифские бабы
думы синие Запорожья
непослушными шепчут губами,
и шуршат ковыли тревожно
про Марусю и про Голоту,
про великую муку Байды…
…А гитара зовёт кого-то,
а гитара не умолкает,
то ликует, звеня,
то стонет —
колдовство,
наважденье ночное…
И с балкона нисходит донна
в сад…
А завтра я буду снова
петь под банджо,
под чёрное банджо
о любви моей Бэтси чёрной!..
Бел хозяин, как чёрт, и важен —
только Бэтси – моя девчонка.
А миледи желта от желчи
и гладильной суше доски.
Между прочим,
я б, между прочим, —
будь я он,
удавился с тоски!..
…Это было. Всего бывало…
Мне в наследство
досталось немало —
мне в наследство достались песни,
вся пещера Али-Бабы!..
Мне
волшебное слово известно,
чтоб войти в неё…
Я
там был!
Я
горстями
пересыпал их,
словно россыпи синих звёзд —
за пазухой
вам принёс
только толику,
самую малость…
