– Мальчик, это из-за меня?!
Ильюшка медленно и скорбно покивал ей.
– Подожди! – крикнула она, отскочила от окна и заметалась по комнате.
Мне не всё было видно, но вот она снова подскочила к окну – в руках у неё был свёрнутый в трубку конверт, перехваченный резинкой, крикнула:
– Это тебе! – и кинула его вниз.
Конверт был лёгкий, его отнесло к самой их калитке в воротах. Записку она ему написала, что ли, с извинениями? Вот брат будет счастлив! Мне ужасно захотелось крикнуть ему, чтобы он гордо отвернулся и ушёл, пусть она помучается подольше, но нельзя, я бы всё испортил. Конечно, Ильюшка не удержался, хорошо хоть не кинулся бегом, а медленно подошёл, нагнулся, держась за раненую голову, подобрал конверт, вскрыл его, достал бумажку…
Мамочки мои, доллары! Президентская морда на бумажке, в бинокль – как на столе! Это что же, она от нас откупается?! Ах ты, дрянь богатенькая! Я едва не задохнулся от злости. Ильюшка покраснел, сунул доллары в конверт, достал какую-то бумажку… Записка… Читает… И вдруг расплылся в такой улыбке, что стало ясно: сейчас всё испортит.
– Эй, пацан, – раздалось вдруг, и я увидел у калитки здоровенного мужика в камуфле и коротких сапогах. – Иди-ка сюда. Что ты там подобрал? Это из нашего окна упало. Ну-ка сюда, быстро!
Ильюшка замер, потом попятился и спрятал конверт за спину.
– Это моё, – сказал он. – Это мне подарили.
– Чего тебе там подарили? Разберёмся. Давай сюда, я сказал.
Ильюшка дёрнулся бежать, но мужик мгновенным рывком схватил его за руку и выхватил конверт. Брат взвыл, как сирена. Я в растерянности глянул на Рыжую: она окаменела в своём окне.
«Почему она молчит?! – пронеслось у меня в голове. – Неужели она нарочно это подстроила? Ну, совсем подлая!» И в этот момент сверху понёсся крик:
– Отпусти! Это его! Это я ему кинула!
Этот поганый «шкаф» задрал голову, и Ильюшка извернулся и укусил его за руку.
– Ах ты, сопля драная! – взревел «шкаф», перехватил Ильюшку другой рукой за ухо и потащил к калитке.
Илья, конечно, орал, извивался, но где ему было вырваться у такого.
«Ну, всё, – подумал я. – А если его там убьют? Что тогда с мамой и папой будет? И как же тогда я?»
И в этот момент из открытой калитки вылетела Рыжая, вопя во весь голос:
– Пусти его, гад! Не смей его трогать! Отцу скажу! – накинулась на «шкафа» и стала стучать по нему кулаками.
У «шкафа» вытаращились глаза, он мгновенно отпустил Илью, бросил конверт, схватил Рыжую в охапку и понёс к калитке.
– Что ты, что ты, Леночка! Нельзя на улицу, Пал Сергеич не разрешает. Домой, скорее домой…
Девчонка визжала и вырывалась, стараясь заехать кулаком ему по морде, но он унёс её обратно и захлопнул за собой дверь. Над воротами мигнули красные лампочки, и всё стихло. Я на дереве, Ильюшка внизу, совершенно потрясённые, тупо смотрели на это.
Мы сидели за сараем и приходили в себя и даже ничего не обсуждали, потому что в голове была полная неразбериха. Похоже, что эта рыжая Леночка не устраивала этой подлости с деньгами, просто охранник увидел, что сверху что-то упало, и побежал спасать хозяйское добро. А она раскаялась, что влепила в Ильюшку стрелу, и захотела загладить свою вину. А как? Одичала в своём замке среди обслуги и долларов, без нормальных людей, вот и заглаживает, как умеет.
Ну и порядки у них в замке: взрослого мужика колотит, а он только морду отворачивает да уговаривает. Как принцесса со слугой. Хоть и гад этот «шкаф», но всё равно, со взрослым так… Нам не понять. Но вообще, не такая уж она дрянь, просто испорченная воспитанием. А почему ей выходить из замка нельзя? Наверное, чтобы не украли и выкуп не потребовали. Это что же, если захочется выйти куда-нибудь, то только под охраной и на «джипе»? А общаться только с такими же, как она?
