Мы – Виражи! - страница 2



, о котором не помышляли.

А когда человек растаял во тьме, близнецы поклялись сохранить увиденное и услышанное в тайне до поры до времени – такое условие им поставили. И скрепили клятву железными объятиями под названием «Седьмая печать», от которых трещат рёбра и дыхание застревает в горле.



* * *

– Ну и куда подевались шилохвосты? – бабушкин голос разломил тишину, словно яичную скорлупу.

Мама и Викки вздрогнули. Только папа по-прежнему безучастно смотрел в огонь.

– Балбесы, – Викки закатила глаза.

– Марина! Ромочка! – обжигая пальцы, мама поставила на траву котелок с пригоревшими макаронами и огляделась по сторонам.

Близнецов нигде не было. Никто не отозвался на её крик.

– Антон, милый, – мама потрясла папу за плечо. – Возьми в машине фонарь. Нужно поискать детей.

– Ммм… – раздражённо отозвался папа.

– Антон! – в мамином голосе зазвенели слёзы.

Без толку. Папа словно пророс в землю.

– За мной! – бабушка Роза потянула маму. – Справимся без него.

Она уже взяла фонарь и плотнее закуталась в шаль, чтобы идти на поиски.

– Ты, Викки, жди здесь: вдруг шилохвосты вернутся, – скомандовала бабушка. – Если придут, дай три длинных гудка. А пока сигналь каждую минуту. Может, услышат и выйдут на звук…

Бабушка решительно шагнула с поляны, рассекая темноту светом фонаря. Мама незаметно взяла её за пушистую кисточку шали, чтобы не потеряться.

– Марина! Рома!

Их голоса метались среди тёмных стволов деревьев, как летучие мыши, которые сбились с курса. Они вспугивали птиц и мелких ночных зверей. Острые ветки царапали им руки и лица, словно сердились за то, что две женщины посмели нарушить ночной покой. Мама готова была разрыдаться, но бабушка упрямо продиралась вперёд, продолжая шарить во тьме лучом фонаря и звать, звать, звать…

Неожиданно со стороны лагеря раздались три длинных гудка автомобиля. Нашлись! Мама и бабушка обернулись. Они ушли от лагеря так далеко, что не было видно света костра. К счастью, Викки продолжала сигналить.

Исцарапанные и уставшие, мама и бабушка вывалились на поляну из зарослей и с облегчением выдохнули – близнецы сидели у костра, словно никуда не исчезали, словно взрослые их попросту не заметили.

– Ремня бы вам всыпать, – бабушка Роза упёрла кулаки в бока, и Малинка с Ломиком сжались под её тяжёлым взглядом.

– Или хотя бы в угол поставить, – поддакнула Викки, вылезая из «Форда». – Хотя где тут найдёшь угол?

Только мама не думала никого наказывать. Она была счастлива, что близнецы нашлись – живые и здоровые.

– Мариша, Ромочка, как вы могли уйти? Где вы были? – мягко упрекнула их мама, поочерёдно целуя то одну, то вторую макушку.

– Мы гуляли, – объяснила Малинка, уворачиваясь от поцелуев. – Знаешь, мам, это совсем другой лес, не такой, как у нас. Здесь столько интересного! А звёзды, мам… Ты видела, сколько их?

Мама улыбнулась. Две её главные звёздочки не затерялись во тьме. Другие не были ей нужны. Кроме Викки, конечно.

– Ну а ты, Рома, почему пошёл? Почему не остановил Малинку? – спросила мама. – Ты же такой рассудительный!

Ломик пожал плечами и покосился на бабушку, которая нависала, точно скала. Когда это он мог остановить сестру-близнеца? Да её и цепями не удержать!

– Отвечай! – прогрохотала бабушка.

– Ну-у-у, – протянул Ломик.

Он не любил болтать. Зачем тратить лишние слова, если Малинка может сказать всё, что нужно, и даже больше? Кроме того, его упрямый язык не желал произносить букву «р». «Малинка и Ломик» – так представлял он себя и сестру, когда был младше. Все, конечно, смеялись, поэтому Ломик начал стесняться говорить. А вот прозвище у близнецов так и осталось. Даже когда Малинка научилась р-рычать за двоих.