– Тебе не привиделось? – спросил Зябликов.
– Нет! Ну что ты?!
– Я ничего не помню, – Лихоборов был взволнован.
– Голубчик, вы владеете телекинезом, – констатировал Зябликов.
Лихоборов непонимающе захлопал глазами.
– Вы свободны, – в заключение сказал профессор.
– Пожалуй. А то я очень устал, – Лихоборов ушел, с трудом волоча ноги.
В его движениях больше не было легкости. Тело казалось большим и грузным.
– На сегодня хватит. Продолжим завтра, – сказал Зябликов.
– Как он это сделал? – Андреев был под впечатлением.
– Совершенно иной уровень сознания. Хотя он, кажется, даже и не подозревает об этом. Эти люди умеют находиться в настоящем моменте. Это и есть осознанность, – Зябликов поспешно складывал бумаги в портфель. – Господи, что далеко ходить?! Любой философ и мыслитель во все времена пытался совершить качественный скачок в познании истины, человеческой природы и ответить на вопрос, что такое «здесь и сейчас». Но это разговор долгий, сам понимаешь, а мне уже пора.
– Что значит уровень сознания?
– Если кратко, то, чтобы выйти на новый, более качественный уровень сознания, человек как бы переживает трансцендентную смерть.
Вопросов у Андреева появилось еще больше. Но тут дверь снова приоткрылась, и в лабораторию опасливо заглянул невысокий худенький мужик, больше похожий на подростка, чем на зрелого человека.
– Товарищ Жбан, на сегодня мы закончили.
– Я бы хотел сегодня, если можно. Уж очень я настраивался на эту встречу, – неожиданным, густым басом попросил товарищ Жбан.
– Ладно. Проходите. Сделаю для вас исключение, – снизошел Зябликов.
Жбан радостно распахнул дверь и просеменил к столу.
– Что мне надо делать?
Зябликов неохотно достал из ящика все тот же конверт.
– Скажите, что за текст в конверте.
Жбан почесал затылок, и его лицо стало очень озадаченным.
– Честно говоря, не знаю. Совершенно ничего не приходит в голову.
– Вы сами напросились, – улыбнулся Зябликов и стал выжидать, когда Жбан сдастся окончательно.
– Погодите немного. Я подумаю.
Его лицо стало еще более обеспокоенным, будто от этого испытания зависела его жизнь. Андреев пытался догадаться, какой сверхспособностью обладает этот неказистый человек. И ему казалось, что сейчас он увидит нечто, что поразит его еще больше, чем все остальное. Он воображал, как Жбан, сидя на стуле, поднимается в воздух, висит там несколько секунд, а потом со скоростью света мчится к одной из стен и насквозь ее проходит, оставляя после себя легкий белый дым. Андреев посматривал на ножки стула, но они плотно соприкасались с полом и отрываться от него явно не собирались. А Жбан со злостью смотрел на конверт.
– Что-то пришло вам на ум? – спросил Зябликов.
– Нет. Погодите еще немного.
– Голубчик, мы не можем так сидеть до утра.
– Я все понимаю. Дайте мне шанс.
Жбан с мольбой взглянул на Андреева. Тот слегка кивнул.
– Владимир Петрович, если желаете, идите. Я с ним посижу.
– Нет уж. Я тоже останусь! Вдруг пропущу что-то интересное, – с иронией возразил Зябликов.
Картина осталась прежней. Жбан сидел в том же положении. Намека на что-то удивительное не было. Закон всемирного тяготения был сильнее не только Жбана, но и воображения Андреева. И мысль, что Жбан может подняться в воздух, постепенно померкла. Он увидел маленького, беспомощного, отчаявшегося человека, который растерянно хлопал глазами.
– Ваше время истекло, – вынес приговор Зябликов.
