– Если бы президента Кеннеди в этой стране убил чернокожий, – возразил он, – американское население наверняка поубивало бы всех черных.
Адвокат Горза-Гонгора понаблюдал, как я записываю это абсурдное утверждение в свой блокнот, и нарушил молчание:
– Вы говорите «истребление», вы говорите «систематическое», вы говорите «геноцид», – заговорил он, обращаясь ко мне. – А это всего лишь теория, и мне кажется, вы проделали весь этот путь до Ларедо, чтобы уцепиться за моего клиента как за хитрое доказательство этой теории.
Нет, возразил я, я приехал потому, что служитель Божий был обвинен в том, что обрек на смерть половину своих прихожан, своих единоверцев, просто потому, что их от рождения называли тутси.
– И каковы доказательства? – вопросил Горза-Гонгора. – Свидетели, видевшие это собственными глазами? – Он хохотнул. – Так и любой может сказать, что он видел все что угодно.
Доктор Элиэль Нтаки пошел еще дальше: он обнаружил здесь заговор.
– Все эти свидетели – орудия правительства. Если они не будут говорить то, чего хочет новое правительство, их убьют.
И все же Нтаки сказал, что, несмотря на советы адвоката, его отец озабочен вопросом своей чести и желает поговорить со мной.
– Пастор считает, что молчание выглядит как чувство вины, – пояснил Горза-Гонгора. – А молчание – это мир.
Уходя из кантри-клуба, я спросил Элиэля Нтаки, были ли у него когда-нибудь сомнения в невиновности отца. Он ответил:
– Разумеется. Но… – Запнулся и спустя секунду спросил уже меня: – а у вас есть отец? ТАК ВОТ, Я БУДУ ЗАЩИЩАТЬ ЕГО ВСЕМИ СРЕДСТВАМИ, КАКИЕ У МЕНЯ ЕСТЬ.
* * *
Пастор Элизафан Нтакирутимана был человеком суровой сдержанности. Он сидел в кресле с подголовником в гостиной доктора, сжимая руками лежавшую у него на коленях папку из манильской бумаги. На его седых волосах была серая шапочка. Он был одет в серую рубашку с черными подтяжками, черные брюки, черные ботинки с квадратными носами. На носу – очки в металлической, почти квадратной оправе. Он говорил на киньяруанде – своем родном языке, а его сын переводил. Пастор промолвил:
– Они говорят, что я убивал людей. Восемь тысяч человек.
Это число примерно вчетверо больше того, что я слышал раньше. Голос пастора был полон гневного недоумения:
– Это стопроцентная чистая ложь! Я никаких людей не убивал. Я никогда не велел никому никого убивать. Я не мог делать такие вещи.
Когда в Кигали начался «хаос», объяснял пастор, он не думал, что его волна достигнет Мугонеро, и когда тутси начали собираться в больнице, он, по его уверениям, стал спрашивать их, зачем они это делают. Примерно через неделю, говорил он, там скопилось столько беженцев, что «это уже становилось несколько странным». Поэтому пастор и его сын хотели устроить митинг, чтобы решить вопрос, «что нам делать». Но в этот момент для защиты больницы приехали двое полицейских, и, по его словам, «мы не стали устраивать этот митинг, потому что они сделали это без всяких просьб с нашей стороны».
Затем в субботу, 16 апреля, в 7 часов утра эти двое полицейских из больницы пришли к пастору Нтакирутимане домой.
– Они передали мне письма от пасторов-тутси, которые были там [в больнице], – рассказывал он. – Одно письмо было адресовано мне, другое – бургомистру. Я прочел свое письмо. В том, которое отдали мне, говорилось: «Вы понимаете, что они замышляют, они пытаются убить нас, можете ли вы пойти к бургомистру и попросить, чтобы он защитил нас?»
