Потом принесла краски и кисти, и на боках Матильды появились красивые узоры из цветов и птиц. Наверху над раскрытой дверкой девочка нарисовала пушистую полосатую кошку.
Из дома вышла её мама, она несла в руках новенькую мягкую кошачью лежанку. Девочка улыбнулась и они с мамой положили её в бывшую духовку.
Любопытную кошку ждать не пришлось. Да и она тоже любила Матильду, когда та была духовкой, и частенько грелась около неё.
Кошка взбежала по ступеньке и забралась внутрь, на лежанку. Но сразу же вылезла и убежала. Мама с девочкой переглянулись.
– Как ты думаешь, она....
Не успела мама задать вопрос дочке, как кошка вернулась, держа в зубах котёнка. Вместе с ним она прыгнула внутрь Матильды.
Девочка захлопала в ладоши :
– У нашей кошки теперь есть дача, потом погладила духовку и продолжила, – а у Матильды – новая жизнь.
Мама обняла её за плечи :
– Ну, теперь беги, умойся, и отправимся навестить бабулю. Девочка побежала в дом, хорошенько смыла краски с рук и лица, но прежде чем возвратиться к маме, заскочила на кухню.
Она поставила на подоконник и чайник, и подставку с ложками и вилками, и две кастрюльки, которые молча переживали происходящее с Матильдой.
– Смотрите, – сказала девочка, у Матильды всё хорошо. Она передаёт вам привет. И девочка побежала к маме. Они отправились в гости.
А кухонные жители так и стояли на подоконнике, не сводя восторженных глаз с Матильды, до тех пор, пока девочка с мамой не вернулись, и мама не расставила их по местам.
Новой духовке было обидно. Она не понимала, почему старая развалина так интересует всех, почему все так её любят. В общем, она завидовала Матильде. И ненавидела себя за это.
Поздним вечером в кухню вошла девочка, на ней была пижамка с воздушными змеями. Она подошла к новой духовке и кивнула ей:
– Ты очень красивая. И, наверное, очень умелая. Не переживай, они все, она обвела рукой кухню, полюбят тебя. Обязательно.
Ты не против, если я буду звать тебя Оливия?
Ночью на кухне стояла и плакала новая плита. А все присутствующие её утешали. Ей говорили, что никто не сомневается в её умении печь, говорили ей, что она красивая и современная. Чайник даже просвистел ей шёпотом весёлую песенку. А ложки ободрительно, но тихонько звоноплодировали.
– Но я никогда не стану такой, как Матильда. Никто не будет меня так любить, как её, – не унималась духовка.
Чайник перестал свистеть и сказал
– Мы будем любить тебя как Оливию. Если ты, конечно, не будешь задирать нос.
И Оливия мигнула ему зелёным огоньком.
А в это время Матильда была счастлива. Она ни капли не сердилась на новую плиту. Та же не виновата, что Матильда не могла больше печь.
Она слышала птичье пение, чувствовала возню кошки и котёнка внутри, наслаждалась запахом цветов. Она ощущала себя красивой и нужной.
И она видела звезды.
– Наконец, наконец-то тишшшшина, – прошипел старый Уж, выплозая погреться на солнышке.
– Каррр-сота, карр-сота, – согласился Ворон, но Уж недовольно покачал головой, больно громко тот его поддерживал. Любопытные лягушата пытались запрыгнуть на крыльцо опустевшего дачного дома. Самый ловкий запрыгнул на высокую ступеньку, заскакал на ней и громко заквакал:
– Я самый!…– и тут же свалился под крыльцо.
– Квааааа, квааа, – закричал он оттуда, – помогите!
Лягушата замерли, разинув рты. А потом три из них ускакали подальше от крыльца, а четыре смелых лягушонка подобрались к крыльцу сбоку. Но их испуганный дружок уже нёсся к ним навстрчу с вытаращенными глазами. Они столкнулись и разлетелись в разные стороны.
