– Здорово, – откликается Серый, выпуская дым в пространство.
В июле здесь были сенокосы, теперь трава растет по второму разу. Травы горькие, синеватый пух.
– В следующий раз приедете?
– Нет, все, – говорит Наташа и ежится. – Холодно уже.
– Ну да, смысла нет, – соглашается Серый.
Темнота сгущается в пустой деревне. Над лесом стоит сухая рыжая луна. Меркурий яркой точкой висит над горизонтом.
Сергей оборачивается и смотрит на Наташу.
Нет никакого секрета в том, что наши учителя иногда выпивают.
То есть я, конечно, не хочу сказать, что они все горькие пьяницы.
(Хотя про физрука с физиком можно выразиться и так.)
Но все равно они выпивают часто и помногу.
Поэтому у них часто бывает похмелье. Даже чаще, чем у нас.
А когда у учителя похмелье, то ничего доброго нам рассказать он, понятное дело, не может.
И тогда учитель объявляет: «Пишем сочинение на свободную тему».
Но наши учителя не имеют понятия о свободе. Поэтому тему они дают на самом-то деле не свободную, а просто дурацкую.
Например: «Я и мой город».
Или: «Чего я хочу добиться в жизни».
Или: «Если бы я был всемогущ».
Если учитель добрый и хороший, то цель у него одна: занять нас чем-то, пока пройдет голова. Если же учитель злобный и коварный, то у него есть еще одна тайная цель: узнать про нас побольше, чтобы потом издеваться было удобнее. Все это знают.
Все знают, что надо писать: «Я хочу быть как Татьяна Ларина» или «как наш президент» и «Я бы увеличил зарплату бюджетникам».
Но тебя так редко спрашивают, что тебе ужасно хочется рассказать о себе все.
Или злобно посмеяться в письменной форме.
Или оставить чистый лист, как в советских фильмах про подростков.
Я горжусь тем, что поддался искушению только один раз. Только однажды я написал то, что думал, и получил за это по мозгам.
Дело было так.
Накануне учителя праздновали Двадцать третье февраля, а на следующий день под дверями учительской колбасилось шестьдесят бутылок из-под шампанского. Зачем русичке было совершать подвиги и приходить к первому уроку, я не знаю. Давно подозреваю, что наша русичка – мазохистка. Она очень любит рассказы про святых, которые целовались с прокаженными. Не сомневаюсь, что она бы тоже с удовольствием с ними поцеловалась, но не думаю, что это понравилось бы самим прокаженным.
И вот, это женщино, пардон за слог… этот женщин в рваных башмаках, этот самоотверженный, но придурковатый бумажно-оловянный солдафон в юбке пришел на первый урок.
Уставился на нас и жалобно рявкнул:
– Сочинение на свободную тему!..
Все:
– Уфф.
То есть, значит, сейчас она спокойно уснет на журнале и не будет нас иметь.
– Тема! – орет она хрипло. Она не умеет не орать. – Мой! Ыдеал!!!
– Что?
– МОЙ ИДЕАЛ!
– А что его мыть-то, – автоматически говорит Митька. – У меня чистый идеал.
Остряк, блин.
– Капралов, – хрипит русичка умоляюще, – закрой пасть…
Девицы выдрали по листку и пошли трепаться.
– Ты про кого будешь писать?
– Ой, не знаю.
– Я буду писать про димубилана.
– Это нечестно, я хотела про димубилана.
– Ну, пиши тоже про него.
– Нет! Так нечестно!
Митька поворачивается ко мне и говорит:
– Это идиотская тема, я не буду писать.
Это значит: «И ты тоже не пиши, чтобы не я один». Но у меня плохо началась четверть. Я не хочу конфликтов. И Мирка Борисевич уже исписала полстраницы. Поэтому я мягко указываю Митьке:
– А не пошел бы ты, Митя, в попу.
Митька в затруднении, а я поворачиваюсь лицом к белому листочку с ободранными краями и думаю: что писать?
