– Если бы мы не были уверены, что ты сможешь получить работу, то не подписали бы с тобой контракт, – усмехается Том, обретая самообладание. – Из всех девушек, которых мы отсматриваем, контракт подписываем примерно с двумя процентами.
– Мы знаем свое дело. – Ро кивает. – Все будет хорошо. И даже лучше. Вы добьетесь успеха. Вы же такие классные, настоящие звезды.
Потом мы ходим туда-сюда на верхнем этаже офиса. Виктория дело знает: она так топает, будто хочет кого-то прикончить. Арабелле говорят, что она «слишком задорная». Глядя на нее, я почему-то вспоминаю детские конкурсы красоты. Меня хвалят, говоря, что я делаю успехи, – и я втайне рада, что всю неделю тренировалась. Я внимательно слежу за Викторией и стараюсь подражать ей.
– Просто ходите, – вдалбливает нам Ро. – Плечи назад, голова прямо, тянетесь вверх макушкой – немного откиньтесь назад и при каждом шаге как будто присаживайтесь на бедра.
Странно, но последний совет действительно помогает. Все это не имеет никакого отношения к «просто ходьбе», но я уже чувствую себя увереннее. После таких упражнений у меня болит все тело – от постоянного напряжения. Моя обычная осанка – отстой. Я вспоминаю, как мисс Брин, наша учительница танцев в начальной школе, пищала мне: «У тебя же есть позвоночник, Яна Новак! Так пользуйся им!»
После этого мы отправляемся в подвал, чтобы сделать фото. Здесь два больших студийных прожектора, а через всю комнату протянут белый экран. Арабелла вызывается быть первой, а мы садимся по сторонам и смотрим, как Ро делает миллион кадров, не меньше.
– Ты куришь? – спрашивает меня, наконец, Виктория с таким видом, будто вот-вот помрет от тоски.
– Нет. Но я выйду с тобой подышать свежим воздухом. – Мне просто кажется, что, раз она совершила усилие, я должна как-то откликнуться.
Мы стоим у входа в агентство, провожая взглядами редких прохожих.
– Ну, – заговариваю я. – Откуда же ты?
У нее вспыхивают глаза – наверное, об этом ее часто спрашивают.
– Беларусь. – Она глубоко затягивается своим «Мальборо-лайт». У нее щели между зубов, но это выглядит как-то мило.
– Ясно. Это где-то рядом с Россией?
Она кивает и зябко обнимает себя за плечи, хотя на улице жара.
– Да. Рядом с Россией и Украиной. Плохо… жизнь.
– А давно ты работаешь моделью? – Я стараюсь говорить не слишком медленно и громко, мне кажется, иностранцев это обижает.
– С тринадцати.
– С тринадцати лет? – Я не могу скрыть удивление в голосе.
– Да. Я ехала в Минск знакомиться с агентами. Агенты в Минск… смотреть девочек.
– А как же школа? – Виктория, похоже, не поняла. – Ээ… школа?
Я показываю жестами, что читаю и пишу.
Она мотает головой:
– Я школа… нет. Надо денег. Посылать маме и бабушке.
Ладно, проехали.
– И много ты работала? – Я тыкаю пальцем в сторону агентства.
– Да. Я ехала в Япония и Париж, когда мне четырнадцать.
– А сейчас тебе сколько?
– Семнадцать. Сейчас я старая. – Она смеется, но взгляд серьезный. Еще бы.
Я улыбаюсь ей.
– Ты по дому не скучаешь? – Снова она не понимает. – Э-э… ты уехала из дома. Тебе грустно без него?
– Нет, – горячо отвечает она. – Было… нет хорошо.
У нее расширяются глаза, и я пытаюсь представить, что она сейчас вспомнила. Это напоминает мне о том, какое бывает лицо у мамы, когда кто-то вспоминает при ней о Югославии, о войне. «Не забыть, – говорю я себе, – погуглить про Беларусь, когда приду домой».
В дверях показывается Ро.
