– Все это так странно. – Я валюсь на кровать, держа руку с телефоном на отлете. – Я на себя не похожа.
– Это ты. Горячая штучка.
– Ты серьезно?
– Ну, опять… да.
– Мне кажется, я выгляжу старше.
– Есть немного. Зато очень стильно.
– Пойти, что ли, прогуляться у Школы искусств в Пекхаме. Я там точно сойду за свою.
– Хаггерстон, Сток Ньюингтон, Хакни. Это же клево.
Я слышу, как внизу хлопает входная дверь.
– Господи, это, наверное, мама. Лучше уж набраться храбрости и не оттягивать.
– Ты хоть предупредила ее?
– Ну… да. В общем, я сказала, что они укоротили мне волосы. Она умрет.
– Попозже выйдешь?
– Если меня не посадят под домашний арест. Может, посмотрим новые «Королевские гонки»[17]?
– Точно, они уже должны были выйти.
– Блеск. Давай тогда, появляйся в полвосьмого.
– Удачи. И, что бы ни было, наплюй с высокой башни.
Я смеюсь, вешаю трубку и делаю глубокий вдох. Кажется, сейчас я нервничаю больше, чем в салоне.
– Яна! – зовет мама. – Ты наверху?
– Да! – Я гляжу на себя и поправляю свою новую челку. Немного подвожу глаза и подкрашиваю ресницы, чтобы хоть чуточку больше походить на девочку. Боже мой, что сейчас будет. Хуже, чем когда она нашла у меня в рюкзаке рецепт на покупку противозачаточных. Ну, была не была. Я выхожу из комнаты и топаю вниз по лестнице. Мама выходит мне навстречу из кухни, она все еще в форменном комбинезоне «Социальная служба Гринривер» и сандалиях на плоской подошве.
Я вздрагиваю.
Она зажимает рот обеими руками.
– Боже ты мой! Яна! Что они сделали с твоими волосами?
– Тебе совсем не нравится, да? – Самый нелепый вопрос в этой ситуации.
Мама переводит дух. И вздыхает.
– Ой, Яна, это очень… непривычно.
– Ну вот, тебе совсем не нравится.
– Это… это же мужская стрижка.
– Да нет, вовсе нет, – обороняюсь я. В дверях появляется Милош со скейтбордом под мышкой. Я подбираюсь, готовая к неминуемым издевкам. – Ну, давай, что же ты, выскажись уже.
– О чем? – спрашивает братец. – А, твои волосы. Офигенно.
Ой. Так, ладно. Я выжидаю секунду, чтобы понять, не смеется ли он надо мной.
– Тебе нравится?
– Ну да. Вполне себе.
И он пробирается мимо меня к холодильнику.
Мама, не находя слов, качает головой.
– Не понимаю я вас, молодежь. Сдаюсь. Видно, я уже старая. – И, картинно всплеснув руками, она снова принимается готовить ужин.
Занятия в колледже начинаются пятого сентября. Я и волнуюсь, и радуюсь. Холлитонский колледж всегда казался чем-то далеким, для больших девочек и мальчиков, а тут раз – непонятно как, – и мы сами большие девочки и мальчики. И, самое главное, мне никогда больше не придется напяливать мерзкий, отвратительного поносно-коричневого цвета блейзер Вандсвортской технологической академии.
День оглашения результатов проходит сравнительно спокойно, экзамены мы все сдали хорошо. Я, вообще-то, даже отлично. Лорел провалила математику, но сможет пересдать ее в ноябре, так что это не смертельно. Она собирается стать стюардессой на British Airways; Лорел всегда этого хотела, так что математика ей вряд ли понадобится.
В первый день учебы мы встречаемся на улице около «Старбакса» и все вместе шагаем вверх, по Сент-Джон-Хилл. У Ферди есть скидка для персонала, так что мы идем со стаканчиками кофе – выглядит очень по-взрослому. Робин, настоящий придурок, приканчивает два эспрессо подряд, потому что до сих пор пытается впечатлить Лорел.
– Ну, как вы себя чувствуете? – спрашивает Ферди, поигрывая камерой. Он нянчится с ней, как с младенцем.
