Ворошилов искоса взглянул на Мерецкова и подумал, что нелегко Кириллу Афанасьевичу дался тот вынужденный «отдых».
– В самое ближайшее время, – сказал он, – вы должны перейти к активным наступательным действиям. Во что бы то ни стало необходимо взять Любань. Это приказ.
Мерецков встрепенулся.
– Да-да, конечно, – заговорил он, нервно потирая руки, – сейчас это главное. Если мы овладеем Любанью, то с чудовской группировкой будет покончено. Но… Командарм Клыков прислал доклад, только что получен. Вот он.
– Читай, – велел Ворошилов.
– Слушайте, Климент Ефремович: «На моем участке в воздухе все время господствует авиация противника и парализует действия войск. Дорожная сеть в плохом состоянии, содержать ее в проезжем виде некому. Из-за отсутствия достаточного количества транспортных средств подвоз фуража, продовольствия, горючего и боеприпасов далеко не обеспечивает существующих потребностей».
– Помочь ему надо, Клыкову, – сказал Ворошилов. – За счет собственных твоих резервов, Кирилл Афанасьевич. Ставка тебе ничего сейчас не даст, учти. Понимаешь?
– Как не понимать, а хрена ли толку мне от этого? – возразил Мерецков. – Сам сижу на подсосе, укрепляю Вторую Ударную за счет других армий. По закону переливающихся сосудов… А Клыков считает, что для дальнейшего развития наступления ему необходимы три свежие дивизии, дивизион реактивных установок, не менее двух автобатальонов, не менее трех строительных батальонов, не менее пятнадцати бензовозов… Вот он пишет: «Пришлите сено, надо пополнить конский состав и прикрыть армию с воздуха». Прикрыть… Чем я прикрою, если у меня на весь фронт всего двадцать истребителей, да и те устаревших типов, «мессеры» жгут их, сколько хотят. Малую Вишеру бомбят каждую ночь, а отогнать подлецов нечем.
Ворошилов молчал. Ему была не по себе роль толкача, которую отвел ему Сталин на Волховском фронте. Титул громкий – представитель Ставки… А за ним пустой звук, если ты не можешь именем Ставки помочь Мерецкову. Не словом, а делом, резервами.
– Восьмидесятая кавдивизия полковника Полякова, которую я направил Клыкову, уже подходит к Красной Горке, – продолжал, успокаиваясь, Мерецков. – Сейчас доукомплектовывается Триста двадцать седьмая дивизия полковника Антюфеева. Она пойдет туда же. Постоянно направляем во Вторую Ударную маршевые роты, артиллерию, танки. Боеприпасов мало, Климент Ефремович!
«Их не только у тебя мало», – хотел ответить Ворошилов, но промолчал.
– Мы тут прикинули с начальником штаба и решили забрать у Яковлева, из Пятьдесят второй армии, одну дивизию. Снимем из горловины прорыва и Двадцать вторую стрелковую бригаду полковника Пугачева. Бросим их на укрепление группы Привалова «Восток». Она ведь тоже наступает на Любань…
– А где Стельмах? – спросил Ворошилов.
– Здесь, – ответил Мерецков. – Вызвать его?
– Вызови. Пусть о противнике доложит, с кем мы дело имеем. А то я что-то не разберусь с картой. Наворотили тут названий, мать их…
Когда вошел начальник штаба фронта генерал-майор Стельмах, Ворошилов спросил:
– Кто ведает разведкой у Клыкова?
– Рогов, – ответил Стельмах, – полковник Рогов.
– Знакомая фамилия, – пробормотал маршал. – Где-то я слыхал о нем…
– Перед войной Рогов служил в Главном разведуправлении Генштаба, – дал справку начальник штаба. – Толковый разведчик.
– Посмотрим, – сказал Ворошилов, – чего он тут наворочал, этот толковый. Докладывай, начштаба. С самого начала давай.
