Сердце Кивы заколотилось чаще. Каждый раз, слыша новости о внешнем мире, она до боли хотела еще. Последние десять лет до Кивы лишь урывками доносились вести о том, что происходит за стенами Залиндова. Когда Кива только-только приехала в тюрьму, мятежники были не более чем бродягами, одержимыми поиском давно потерянной королевы, которая якобы, как они перешептывались, являлась законной наследницей престола. И если королевская стража ловила кого-то на столь изменнических заявлениях, ничем хорошим это не заканчивалось. Уже в тюрьме Кива слышала, что королева перестала скрываться и встала во главе мятежа, и жаждала она лишь одного: мести. Не справедливости, не возможности обсудить, действительно ли корона принадлежит ей. Нет, Мятежная королева хотела отомстить за все, чего ее лишили. За все, что она потеряла. За королевство и власть, которые должны были принадлежать ей с рождения.
Из тех крупиц информации, что дошли до Кивы за последние пять лет, Мятежная королева начинала медленно, очень медленно брать верх.
Рук считал их глупцами. Кива не разделяла его мнение.
– В них есть силы, искра, которая разгорается все больше, – смотритель продолжал говорить о заключенных в тюрьме мятежниках. – Может, пока она еще совсем маленькая, но даже малейшая искра способна дать начало пожару. Я хочу этого избежать. Ради них же самих.
Кива содрогнулась, поймав его взгляд. Мятежников в Залиндове мигом лишат жизней, если Рук или надзиратели хотя бы заподозрят их в заговоре. Неважно, что они задумают – побег, бунт, или же просто будут набирать людей. Если они проявят себя хоть как-нибудь – как угодно – их судьбы предрешены.
Киве их даже было не жаль. Стоило быть умнее, не высовываться, не привлекать внимание смотрителя. Она считала, что они сами себе вырыли могилу. Должно быть, Рук все прочел по ее лицу, потому что он снова вздохнул, на этот раз громче.
– Просто… постарайся узнать побольше к нашей следующей встрече, – проговорил Рук. Залпом допив остатки напитка, он поймал ее взгляд и закончил: – Сколь бы умелым лекарем ты ни была, я всегда могу найти в лазарет кого-нибудь еще. Твоя значимость в том, что ты можешь мне рассказать. Мне нужна информация, Кива. И ценная.
Он снова отвернулся к окну: по-видимому, на сегодня все. Один из надзирателей проводил Киву до выхода со стены. Сердце тяжело стучало у нее в груди, желудок завязался в узел.
Она не могла дать Руку то, чего он хотел. Она ему не соврала: залиндовские мятежники ненавидели ее, держали за простого шпиона смотрителя. И Креста, которая, возможно, стояла во главе мятежников, в жизни бы ничего Киве не рассказала.
Но Кива все равно собиралась, как и обычно, исполнить приказ смотрителя. Она хотела дожить до завтрашнего дня. Она обязана была дожить, если хотела вновь увидеть семью. Она сделает все, чтобы добыть Руку необходимую информацию, чего бы ей это ни стоило.
Джарена распределили на работу в тоннелях.
Киве сообщил об этом Типп; как только она тем вечером вернулась в лазарет, мальчишка тут же убежал прямиком в их корпус, чтобы уложить новичка на соседнюю с собой койку и шепотом рассказать ему все тайны, предупреждения и подсказки, которые не сумела дать Кива.
Она повторяла себе, что Джарен для нее всего лишь один из множества заключенных, что она не хотела и не нуждалась в новостях Типпа. Так как Джарена назначили работать в тоннелях, не было смысла тратить время и силы на общение с ним, даже если бы очень хотелось – а Киве не хотелось. У нее и без того было дел по горло, а ему до смерти оставались считанные дни. Она знала, что шансов выжить у Джарена немного: тридцать процентов тоннельщиков умирали в первые шесть недель, а еще пятьдесят протягивали в лучшем случае три месяца.
