Мышуйские хроники (сборник) - страница 12



Однако же, несмотря на столь печальную (или наоборот веселую?) историю своего появления на свет, новая церковь, красовавшаяся аккурат напротив горкома, а ныне здания городской администрации, полюбилась мышуйцам, и батюшку, отца Евлампия знал в округе едва ли не каждый.

Шарыгин как раз и шел побеседовать со святым отцом. Облегчить душу от всего навалившегося за последнее время. Вопросов-то много возникало. Допустим, почему родной Мышуйск иногда начинает казаться совсем не родным? Почему порою он, Шарыгин, забывает собственное детство, а порою – наоборот – ощущение, как в той песне: «все что было не со мной, помню»? Почему люди вокруг узнают Михаила, как старого друга, а он их зачастую с трудом припоминает? Уж батюшка-то должен разъяснить, в чем тут дело. Кому же, как не ему разбираться в душе человеческой? К врачам Михаилу пока не хотелось, а например, глава администрации города Никодим Поросёночкин ничем Шарыгину не помог. Да и сосед по подъезду, признанный мышуйский философ, учитель биологии Твердомясов затруднился с ответом. Вся надежда оставалась на батюшку Евлампия.

Однако до священника дойти ему было в тот день не суждено.

– Мил человек! – окликнул Михаила нищий, стоявший на паперти с шапкой в протянутой руке. – Не откажи в помощи слепому.

Голос просящего звучал непривычно твердо, несколько даже грубовато и вместе с тем как бы иронично. Шарыгин не мог не остановиться. Посмотрел внимательно и сразу удивился как минимум двум вещам: хорошему почти новому костюму на попрошайке и его поразительной опрятности, не соответствующей моменту. Ну кто ж в таком виде руку протягивает?.. Ба! Новое наблюдение озадачило еще больше – да в руке-то у человека дорогущая и практически неношеная ондатровая ушанка. А в ней зеленеет один новехонький доллар и несколько мелких монет поблескивает. Наконец, глаза у «слепого» были живыми, ясными и даже улыбчивыми.

Вообще-то, грех не подать такому чудаку, хотя бы для того, чтоб узнать о нем побольше. Шарыгин бросил в шапку рубль и поинтересовался:

– На храм, что ли, собираешь, приятель?

– Не-а, – ответствовал тот и честно признался. – На новую шапку.

Последней совсем уж абсурдной репликой самозванный слепой окончательно покорил Михаила – любителя всяких парадоксов и загадок. Заинтригованный, Шарыгин спросил:

– А эта разве не новая?

– Ты не понял, мил человек, – улыбнулся псевдонищий. – Мое имя Прокофий Кулипин. Не слыхал? И эта шапка у меня неправильная получилась. Хочешь примерить? Тогда поймешь.

Шарыгин действительно не понимал ничего, однако от странного предложения не отказался, только недоуменно пожал плечами. И тогда его новый знакомый проворно ссыпал мелочь во внутренний карман, доллар аккуратно сложил пополам и отправил туда же, приговаривая себе под нос, что на пиво уже вполне хватит, а затем резким движением нахлобучил ушанку на голову Шарыгина.

В тот же миг все вокруг исчезло.

Нет, это совсем не походило на мгновенную потерю сознания и даже на внезапное ослепление. Все звуки по-прежнему слышались совершенно отчетливо, и в зрительном ряду осталась отнюдь не кромешная тьма, а некий желтовато-серый клубящийся туман, во все стороны, насколько хватал глаз.

– Э! – сказал Шарыгин.

Ноль эмоций.

– Э-э-э!! – добавил он длиннее и громче, уже ощущая подступающий страх. – Что это значит?

– А то и значит, – охотно принялся объяснять Прокофий, освобождая Шарыгина от столь необычного головного убора. – Я изобрел антишапку.