После долгого жизненного опыта Лихтенберг однажды высказался так: «Если думать об идеализме на разных этапах жизни, то в целом получается так: сначала, в детстве, улыбаешься над его глупостью; чуть дальше это понятие кажется забавным, остроумным и простительным; нравится обсуждать его с людьми, которые по возрасту или положению еще находятся с нами на первой стадии. В зрелом возрасте уже вполне разумно подтрунивать над собой и над другими, но в целом это вряд ли стоит опровергать, это противоречит природе. Дальше думать об этом не стоит, так как человек считает, что думал об этом достаточно часто. Но далее идеализм, при серьезном размышлении и не совсем легком знакомстве с человеческими вещами, приобретает вполне преодолимую силу. – " (G. Chr. Lichtenberg’s Vermischte Schriften, 1853, Vol. I, p. 81). – Действительно, если понимать слово «идеализм» в том смысле, который имел в виду Кант, не сомневающийся, как известно, в эмпирической реальности мира, то придется признать, что идеализм – это действительно единственная имманентная философия, а тот реализм, который исходит из материи, ударов, сил, химических элементов, физической организации, короче говоря, из внешнего мира, рассматривает их как нечто существующее в себе и хочет все вывести из них, должен быть назван глубоко трансцендентальной системой. В этом реализме, не тронутом скептицизмом, но, тем не менее, очень распространенном даже среди ученых, особенно наивно проявляется заблуждение всезнания и всезнающая самонадеянность догматического философствования. Он философствует обо всем и забывает только об одном – о себе.
Допустим, речь идет о старом erux metaphysicorum – пресловутой проблеме психофизического взаимоотношения тела и души (которая, кстати, совершенно не совпадает с эпистемолого-теоретическим или трансцендентальным отношением субъекта и объекта, познающего и познаваемого, эго и не-эго); Ставя эту проблему на обсуждение, нельзя забывать, что, разумеется, мы можем говорить только о том, как тело, душа и их взаимоотношения предстают в человеческом сознании, а о том, что может лежать в их основе вне и помимо человеческого сознания, мы эмпирически ничего не знаем и знать не можем. Критическая философия во избежание трансцендентальных иллюзий настоятельно предупреждает, что философская спекуляция, если она пренебрегает пунктуальным и добросовестным обращением к непосредственным фактам опыта и ознакомлением с установленными результатами специальных научных исследований, должна быть направлена в безбрежную пустыню, Он попадает в бескрайнюю пустыню чисто субъективных, даже индивидуальных мнений, где всевозможные предрассудки, склонности и антипатии, симпатии и антипатии сбивают мысль с пути, где исчезает всякий надежный критерий для различения правды и вымысла и где, говоря словами Шекспира, «Желание твое – отец мысли». («Генрих IV», вторая часть, акт IV, сцена 4.)
Точка зрения критического мировоззрения, таким образом, образует общее основание, на котором, при полной свободе, независимости и самостоятельности, движутся последующие рассуждения; и мы увидим, насколько значительные идеи и результаты мысли двухтысячелетней предыстории философии, а также самые замечательные философские новации XIX века совместимы с этой основной точкой зрения. В условиях стремительного завершения столетия нам представляется очевидным критический и обобщающий взгляд на этот богатый в культурном, политическом и научном отношении период, который даст возможность провести ряд интересных дискуссий об историческом прогрессе, регрессе и стагнации, о странных кривых, которые описывает история. Однако, как бы ни была заманчива эта задача, мы пока воздержимся от нее и обратимся к тому, что пережило века, потому что прочно связаны с духом человечества. Йена, март 1899 г. Отто Либманн.
