Мысли о прочитанном. Сборник эссе - страница 8
Егор сам, бывало, думал: «Этот человек как будто весёлый, а ведь он людей убил и ограбил и пойдёт на любой грех, хотя он и умён, и славен, и совет его делен. Почему так?» Иван и нравился ему, и боялся он его. Чувствовал Егор, что страшный зверь сидит в Иване, что тигр, которого все боятся в лесу, живёт с ним рядом, в соседнем доме, и от него всего можно ждать, что если он убил Дыгена, то при случае и другого убьёт».
Но и сам Егор далеко не ангел! Когда кто-то стрельнул в его сторону в тайге, он стрелял в ответ, причём несколько раз! Последний выстрел был уже в убегающего человека, то есть с явным намерением убить. А может, и убил: Егор не стал проверять, попал он в человека или нет и что с ним стало потом.
А когда поймали убийцу на нелегальном прииске, Егор Кузнецов вынес тому смертный приговор.
«Егор почти не спал ночь. Не хотел бы он убивать человека. Сам как с тяжёлого похмелья! „Я должен лишить человека жизни!“ Впервые. Если бы не на прииске, сдать бы его властям. Но ведь это то же самое».
Таким образом, осуждая за убийство Ивана Бердышова, сам Егор в похожих обстоятельствах поступает точно так же! И если Ивана мучает совершённое им убийство нойона, то Егор всего лишь «почти не спал ночь». Он же не ради наживы убил, да и не своими руками, а потому считает себя вправе судить Ивана.
«Когда шли с работы, Иван сказал:
– Сейчас меня на исповеди поп спросил… Говорят, что я разбогател не от труда, словом… Что греха таить, все знают, что было на Горюне. Но я уж тогда был с капиталом. За несколько лет перед этим возил меха в город. Взяли мы золота – крупицы. А все говорят, что я с этого поднялся. Я сейчас всё это попу доказывал. Вот в газетах пишут, что есть политика. И это была политика, а не грабёж! Как ты скажешь? Грамотный скажет – грабительская политика! Завоевание Горюна! Да, мне надо было утвердиться, чтобы люди не колебались, и чтобы слух прошёл всюду, что я могу человека прикончить и выйти сухим из воды. Люди слушаются только тех, кого боятся. Но всего этого я тогда ещё не понимал, мне для удали будто бы надо было. А люди спросили бы, почему купец даёт серебро, почему торгует дешевле других, нет ли худого умысла. Все стали бы сомневаться. А я стукнул их главного торгаша, а потом выгнал с речки Синдана, и все гольды успокоились. Теперь я знаю, что целые государства поступают, как я, ухватка та же. А я не знал, что политика… Стукнул – и всё. Чутьё лучше разума. Я знаю, Егор, ты праведный, не любишь таких разговоров, но что делать, сам такого соседа выбрал!
Егор вскинул топор на плечо и спросил:
– А теперь тебе обидно?
– Конечно, кому приятно. Я тогда не думал, что так получится и что я огребу целые прииски.
– Нет, ты уж и тогда метил высоко, – отвечал Егор. – Тебе всё чего-то не хватало».
«Праведный» Егор фактически ничем не лучше Ваньки Тигра. Он, пусть и чужими руками, но тоже убил человека ради выгоды. Кузнецов мог сдать убийцу властям, но тогда лишился бы возможности нелегально мыть золото, и сам бы пошёл в тюрьму за хищнический промысел. Бердышов не испугался риска попасть в тюрьму, отлично понимая, что скрыть от полиции, кто убил маньчжурского нойона, невозможно. Защитить его в то время было некому. Егора же, когда полиция обнаружила нелегальный прииск и узнала о произошедшем там самосуде, защищали все, кто мог, хоть он и решился наконец проявить свою «праведность» и «взять всю вину на себя». Спас же от тюрьмы и каторги Егора Кузнецова, его сына Василия и других арестованных «вольных старателей» Иван Бердышов! И спас, между прочим, ценой огромной лично для Ивана потери, но об этом позже.