– Ну должна же быть причина ухода?
– Не знаю… Хочу сказать, что не могу залезть к нему в голову… Очень многое произошло за предыдущий год. И пандемия, из-за которой дела на ферме пошли непредсказуемо, надо было приспосабливаться. И проигранный суд с бывшим квартиродателем: пять лет надежд. И его новая супер-классная машина. И новая работа, которую он нашел на юге Франции, в крае постоянных каникул. Солнце, море. Ощущение свободы и легкости. Далеко от дома и проблем.
– Но это же была его идея с фермой!
– Да, – она усмехнулась, – только вот у него таких идей было сто миллионов. И пасека, и грузовики для перевозок, и юриспруденция, и продажи… Он так легко начинал. Но поддержать и углубиться не хотел или не умел. А я не могу вот так все бросить. Почему так? Может, просто чересчур серьезно отношусь к жизни? Наверное, он прав, мне не хватало легкости.
Разговор прокомментировала для нее лично (собеседница, конечно, не услышала) та, что была в ней. Не просто выкрикнула, а выплюнула ядовито: "Вот-вот! Ты ничто, как печальное чмо". Она даже вздрогнула. И такой она тоже была перед тем, как стать маленькой и злой.
– А суд?
– А по суду мы проиграли сумму почти в треть от стоимости нашего дома.
– Какой мошенник! Наказать бы его!
– Мм, ирония системы.
– Не понимаю, как такое возможно?
– Из-за протоколов.
– Каких протоколов?
– Как бы сказать? Во Франции есть такая система "общих случаев", и я, похоже, в их стандарты не вписываюсь, – она нервно хихикнула. – К примеру, развод: всего четыре типовых сценария. Купили имущество? Продавайте, делите деньги пополам. А другие варианты? Нет. И продолжают настаивать на процессе по шаблону. И ты рыдаешь у адвоката, объясняя, что, продав дом, останешься одна, без жилья и работы… А он смотрит на тебя, размышляя, и, слегка помедлив, снисходительно говорит: "Хорошо, будем работать индивидуально".
Суд, по моим ощущениям, прошел ровно так же. Нам даже не прислали повестку. Когда мы искали дом, видели, как некоторые жильцы оставляют квартиры в ужасном состоянии – антисанитария, сломанная мебель, полное разрушение… И вот, «протокол» для этого вопроса: всех арендаторов приравнивают к вандалам, а собственники – пострадавшая сторона по умолчанию.
И воспоминания, вызванные разговорами, она пережевывает, сидя в зарослях сада. Возвращается в прошлое. Этот хитрый старикан все знал, все просчитал, планировал три года.
2013-ый
А все началось с их переезда. Из квартиры на территории небольшого аэродрома в тридцати минутах от Бордомавилля они углубились к кромке лесного резерва Жироны, еще дальше от большого города, во что-то, похожее на настоящий дом.
Их первое жилье, такое маленькое, пряталось между ангарами, где стояли частные самолеты, и приходилось лавировать между ними и подныривать под длинными крыльями, чтобы открыть дверь. Каждый день был наполнен их шумом. До восхода солнца начинали лязгать огромные железные ворота, и выведенные машины снаружи разогревали пропеллеры. Солнце вставало, и они по узкой дорожке важно выкатывались на позиции. Цессны, аэропланы, вертолеты кружили и присасывались к большому резервуару топлива. На аэродроме существовали школы, ассоциации и клубы, была своя диспетчерская. Ресторан "Под крылом" или "Два крыла" – точное название она забыла. Два механика, непримиримые конкуренты, разумеется, гремели в своих мастерских. За аэродромом была площадка для любителей радиомоделей. Жизнь кипела, точнее, крутилась и летела.
