– Что?
– Вы пьющий?
О, я поспешила называть мужчину непробиваемым! Он все же обладал способностью испытывать эмоции и сейчас демонстрировал мне это красными пятнами на щеках и подрагивающими тонкими губами.
– Послушайте меня, Юлия Сергеевна! Вы находитесь в моем кабинете, я следователь, к тому же в два раза вас старше, так что будьте так любезны уважать меня, а именно: вести себя здесь прилично и отвечать на мои вопросы, все понятно? А иначе… – Пока Акунинский доставал из кармана пиджака платочек очень трогательной расцветочки – голубенький в розовенький горошек, – я решила, что последние слова оказались риторическим восклицанием, однако, вытирая вспотевшую от вырывающегося наружу гнева лысину, он тем не менее продолжил: – …Иначе придется вас привлечь за воспрепятствование осуществлению правосудия. Статья 294. Есть Интернет – ознакомьтесь. Или возьмите с полки уголовный кодекс. – Он кивнул на ту самую часть шкафа, что лишилась двери.
На этих словах я присмирела: в тюрьму как-то не хотелось. Это была еще одна моя фобия, плюсом к ведьмам и волкам.
– Нет-нет, я все поняла, простите!
– Я понимаю, для вас это большой стресс, – смягчился Акунинский и сверился с часами. – Долго же я с вами провозился. Ко мне должен человек прийти для дачи свидетельских показаний. Итак, – Борис Николаевич прочистил горло, – вы остановились на том, как завалились в кусты.
– Ах, да! – неимоверно обрадовалась я, вспоминая тот случай. – Ну вот, я, значит, пощупала его руку…
– Кого вы пощупали, простите?
– Я ж говорила, труп я пощупала.
– Зачем?!
– Как это – зачем? Чтобы проверить, что это не моя рука, конечно. Она была очень холодная, ну я и сделала вывод, что это труп.
– Вы очень умны.
– Спасибо! – Как верно заметил следователь, я находилась в стрессе, поэтому сарказм не вычислила. – Потом я заорала, следом – завыл волк и пролетела ведьма.
– Стоп! Стоп! Сто-о-п!! Какая рука? Какой волк?! Какая ведьма?!!
В общем, выгнали меня с позором, перед тем отругав и велев передать какому-то Хрякину, чтоб зашел. Кто этот Хрякин и куда конкретно его нужно послать, уточнить я не рискнула.
Сразу за кабинетом на одиноком стульчике примостился мужчина лет тридцати или чуть меньше.
– Вы – Хрякин?
Мужчина обратил ко мне свой задумчивый взор и показался мне при этом очень знакомым. Где я его могла видеть?
– Да, я.
– Пройдите к следователю.
И голос знакомый. Ну да бог с ним.
Стрелки часов показывали полдвенадцатого. Сердце радостно заколотилось – наконец-то я на свободе! Меньше всего хотелось идти домой, и я направилась к Катьке.
Дверь мне открыли с девятнадцатого звонка: подруга, конечно же, спала.
– Ну, Юлена! Едрит твое коромысло! Знаешь ли ты, во сколько я прибыла домой? В шесть! Думаешь, утра? Ага, вечера следующего, то бишь вчерашнего, дня. Пока то, пока се… Короче, спать легли поздно. Ой, башка болит! – Подруга держалась за виски и выглядела при этом весьма плачевно. Впрочем, сама виновата: я вот не пью и ощущаю себя бодрым огурцом.
– Пить надо меньше, – назидательно парировала я и прошла в комнату.
В помещении, кстати, правил бал беспорядок: покрывало на диване было застелено наполовину, как будто кто-то устал посреди процесса и бросил как было; одежда валялась тут и там, чаще на полу, а на журнальном столике остались пятна то ли от кофе, то ли от черного чая.
– Ты из дома?
– Не-а, от Бориса Николаевича! – гордо возвестила я и посветила ее в сегодняшнее приключение.
