На буксире - страница 2



Полиция (или, как тогда называли, милиция) частенько заглядывала в эту клоаку, потому что, во-первых, работа по их части обнаруживалась там нередко, а во-вторых, они наверняка использовали эту дыру как источник определенного дохода. Конечно, они знали, что по большей части там наливают не столько то, что выставлено в бутылках, сколько то, что стоит в сомнительной таре под прилавком. Вне всякого сомнения, подобное заведение нельзя было оставлять без присмотра – во всех смыслах этого слова. Сброд здесь скапливался отменный, да иначе и быть не могло, потому как цель посещения была только одна – основательная примерка синего халата. Некоторые преуспевали в этом настолько, что спустя десять минут после прихода в заведение уже едва могли дойти до стойки, чтобы взять себе добавки.

Некогда считавший себя подающим надежды и имеющим великолепные жизненные перспективы, теперь я просыпался по утрам с отвратительным привкусом во рту и туманом в голове. Подобное ощущение, которое, скорее всего, хотя бы раз в жизни доводилось испытывать каждому (за исключением, пожалуй, моего папаши, но это отдельная история), наверняка знакомо и тебе, читающему эти строки, и счастливый ты человек, если это не так (при условии, что ты не мой любимый папочка). Вся «прелесть» ощущений в этом состоянии заключается в том, что при повороте головы ее внутренности, то есть мозги, двигаются с неким запозданием, более медленно, чем черепная коробка, словно они превратились в какую-то плотную жижу вроде киселя. А кроме того – глаза. Этим двум обмылкам, в которые добавили песка, утром требовалось не меньше двух часов, чтобы прийти хоть в какое-то подобие нормального состояния. Знала бы бабуля, проводившая большую часть своей жизни у плиты, какое варево бывало в моей голове по утрам, – удивилась бы гениальной простоте рецепта. Но кто-то и в семьдесят не поймет того, что иной понял в двадцать.

Подобный образ жизни не только не исключал, но, разумеется, даже способствовал тому, что иногда я попадал в совершенно отвратительные и даже опасные ситуации. Один раз я проснулся разбитый как никогда, причем, как вскоре выяснилось, разбитый в прямом смысле этого слова. Это был как раз тот случай, когда уместнее всего употребить выражение «нашел себя». Я нашел себя дома утром с чудовищной (то есть гораздо более сильной, чем обычно) головной болью, посиневшей левой половиной лица и небольшой ранкой на скуле, из которой сочилась кровь. Я смотрел в зеркало, оскверняя его жестким, до сих пор алкогольным дыханием, на свое обезображенное лицо, и память судорожно пыталась восстановить произошедшее.

Была пьяная ссора в том проклятом кабаке, какие-то крики, затем удар по моему лицу чем-то тяжелым, возможно пивной кружкой, но не могу утверждать это наверняка, затем опять выпивка – и больше ничего. Немного придя в себя, по крайней мере до состояния, при котором я был способен передвигаться на хоть сколько-нибудь значительное расстояние, я пошел в больницу. И все бы, наверное, закончилось лучше, если бы не наша доблестная медицина, или, может быть, отдельная доблестная личность того врача, который мной занимался и который сразу не проникся ко мне расположением. Впрочем, тут, наверное, следует сделать скидку на то, что я был в таком состоянии, которое явно не могло вызвать симпатии, и, вероятно, это мое состояние, если поставить его на весы против даваемой врачами клятвы Гиппократа, перевесило бы, несмотря ни на что. Короче говоря, мне сделали снимок и отправили домой, сказав, чтобы я не переживал, потому что это просто синяк, который скоро пройдет сам собой.