– Смотри-ка, сбежал, – заволновалась одна из старушек и попыталась схватить поводок, однако пудель успел отскочить и припустился к ЖКО. – Чья собака-то? – удивилась женщина и даже приподнялась со скамьи, оглядывая двор. – Ведь выскочит на улицу и потеряется…
– А это не та, что позавчера здесь бегала?
– Когда?
– Ну… перед тем как Оленька пропала, помнишь, по двору-то носилась?
– Да нет.
– Чего нет, точно эта, рыжая.
– Ну и что, что рыжая, этот пудель.
– Да, точно, он и был…
– Чего ты выдумываешь? Не было у той собаки поводка, и порода другая. Уши длинные, кудрявые, забыла, как такая порода называется… – В этот момент из подъезда по соседству вышла молодая женщина, и старушка громко позвала: – Галя, позавчера по двору собачонка бегала, рыженькая, помнишь? Как она называется?
– Коккер-спаниель, что ли? – ответила Галя.
– Ага. Слышала? – повернулась она к своей соседке. – Коккер-спаниель, а это пудель.
– Может, и спаниель, только похожа…
Они продолжили болтовню о собаке, а я неожиданно замерла, чувствуя, как забилось сердце при слове «коккер-спаниель». Дело в том, что Лелька мечтала о собаке, а точнее, как раз о коккере. Я даже хотела подарить ей щенка, но родители были категорически против, и от идеи пришлось отказаться.
Боясь спугнуть удачу, я спросила осторожно:
– А вы не помните, когда потерялся этот коккер, то есть когда вы его заметили?
Старушки переглянулись.
– Марья Петровна с Пушком вышла, и этот рыжий к нему подскочил, – подумав, ответила старушка, и вторая согласно кивнула. – Марья Петровна на него внимание и обратила. Говорит, не наша собака, прибежала откуда-то, неужто потерялась. Еще позвать ее хотела, уж больно жалко, красивая…
– А что потом?
– Что? – не поняли они.
– Что потом случилось с собакой?
– Ничего. Убежала, наверное.
– И вы ее больше не видели?
Старушка плечом пожала.
– Не знаю… Нет… Тут Верочка вышла и стала Оленьку искать, не до собаки было…
– Не было во дворе собаки, – сказала вторая старушка. – Она к детской площадке убежала, это я видела. Марья Петровна еще звала ее, Пушок за кошкой бросился, за Ларисиной, и Петровна за ним, а когда опять про коккера-то этого вспомнила, глянула на площадку, а его там и нет.
– А Оля в тот момент была в песочнице?
Старушки переглянулись.
– В первый раз точно была, – ахнула первая. – Собачка-то к ней и бросилась, она руки расставила, а потом гладить ее начала.
– Вот-вот, – подхватила вторая. – Оленька в песочнице была. Я еще Петровне говорю, может, Дунаевы собаку купили, а она, говорит, нет, Игорь у них собак не любит и на Пушка всегда злится, а уж чего злиться-то, словно он кому мешает… Была Оленька, точно была.
– А во второй раз? Когда Марья Петровна решила коккера позвать?
– Не знаю, – испуганно ответила одна из наших собеседниц. – Внимания не обратила. Вроде пустая песочница, хотя, может, Оленька согнувшись сидела, и я не заметила.
– Не было никого, – вдруг с уверенностью заявила ее приятельница. – Я ж поднялась домой идти и в ту сторону посмотрела. Тебе не видно было, а мне видно: пустая песочница.
– А в тот момент, когда собака к Оленьке подбежала, кто-нибудь из детей был с ней в песочнице?
– Были. Близнецы из третьего дома.
Мы с Женькой переглянулись и поспешно поднялись.
– Из третьего дома, а квартиру знаете?
– На втором этаже, в любую позвоните и спросите. Мать у них не работает, так что, скорее всего, дома.
– А Марья Петровна в какой квартире живет? – опомнилась я.
