Это если они сразу сориентируются и уцелеют. Не всем так повезет, как нам. Вполне возможно, я даже к этому склоняюсь, что проще будет у наших аборигенов достойное место занять. У них все понятно и регламентировано. Все устоялось. Их туда-сюда не шарахает от публичной демократии до личного абсолютизма. Не так ли, товарищ рыцарь? ― обратился он, плохо имитируя грузинский акцент, к Биорку.
Биорк, занятый делом, ― он развернул на плоском камне кусок тонко выделанной кожи, и с большим мастерством наносил на него повороты реки, возле которой они сделали временную стоянку, ― поднял на него умные глаза.
Он не стал опять поправлять Дежнева и объяснять, почему называть его рыцарем не совсем верно. Если новому человеку так удобно ― что ж…
– Я говорю своему другу, что ваше общество имеет устоявшиеся, древние традиции. Достойный человек с несомненными талантами, придерживаясь определенных правил, может выстроить себе хорошую карьеру. Как вы считаете, Ассандр?
– Достойный человек? ― повторил Биорк, относя руку со стилом в сторону от пергамента. ― С несомненными талантами… Вам сударь надо бы отправиться в столицу нашу: вы удивились бы, как много пустых людей толкутся подле места короля.
– А вы бывали при дворе? – цепко спросил Сергей. ― И, может быть, у вас остались связи? Что же вы не говорили нам об этом? Мой добрый эрл, да вы ― бесценный человек, вы можете отличную протекцию составить.
Ганин опять отметил, что манера Биорка говорить шекспировским речитативом, страшно прилипчива. Ассандр и сам объяснял, что подхватил ее, на манер ветрянки, пожив не такое уж продолжительное время у норландцев, а у этого сурового народа такая удивительная манера изъяснятся. Теперь ему приходилось делать усилие, чтобы не следовать некоторому ритму в речи. Так что принц, то говорил обычно, то, забываясь, опять переходил на своеобразный рэп.
– Сказать по правде, я знаю важных несколько персон у трона, ― пожал плечами Биорк. ― Но я, увы, не царедворец, а скромный мореход. Король мне показался благородным и мудрым повелителем, хотя его узнать успел я мало. Но он, бесспорно, ― умница и тонкий человек…
– Так у вас есть выход на самого короля! ― поразился Дежнев.
Ганин отметил, что гномы переглянулись, а Грисам с непонятным вызовом хмыкнул, и даже хотел что-то сказать, но его господин, гном Эриферн, остановил его жестом.
– Его я мало знал, ― повторил Биорк. ― Живу я морем. Бывал в столице лишь с оказией. Вот королева Альда ― с детства мне знакома. Она ― Фюргарт. Отец мой сенешалем служил великому их дому. Я вырос в твердыне Капертаума вместе со старшими детьми великого ярла Дерика. Его сын Эльгер ― наследник дома, и старшая его дочь ― Альда, со мною вместе первые науки постигали.
– Ого! ― сказал Дежнев, и Ганин понял, что на этом поле приятель посеял первые семена нового прожекта.
– Вот эта черная стена, закрывшая полмира, ― сказал Биорк, ― меня заботит. Я никогда подобного доселе не встречал. И если бы сейчас я был на палубе, то приказал свернуть все паруса, и быть готовым к страшному безумству моря. Впервые счастлив я, что «Утренняя» далеко и мне не нужно бояться за ее судьбу.
Биорк с прищуром, оценивающе смотрел на свинцовые тучи, поднимающиеся над далекими горами ― все еще далекими, хотя путники шли к ним от Джантугана уже около недели, ― а Ганин смотрел на него. Этот человек, говорящий время от времени стихами, в крепкой хлопковой куртке, в войлочной шляпе с поднятыми спереди полями, с мягкими серыми глазами и твердым, квадратным подбородком, со шкиперскими бачками, вызывал у него симпатию. Был интересен ему.
