Узнаю это его философское настроение.
– Пока чай делал, вспомнил, что впопыхах перед отъездом забыл закрыть брезентом стройматериалы. Ну да ладно… Это уже не наша проблема.
– А я собаку хотела завести. Если бы жили в доме, с ней даже гулять не надо было бы.
– Да-а-а… Вот как бывает… Живешь, никого не трогаешь, строишь планы, а потом приходит бумажка, и делай, что хочешь. Повезло хоть проскочить успели. Сейчас, говорят, даже за взятки никого не пускают.
Он вздохнул, помолчал немного и весело добавил:
– Зато мир повидаем. Смотри, как красиво.
Перед нами и вправду была широкая панорама города, вот только с тем, что она красивая, соглашаться не хотелось. Вид открывался на бетонные высотки. Серые, темно-зеленые, песочные, бордовые они стояли на черном фоне ночи. Лишь из редких окон сочился свет, окрашивая стены рядом. Под нашим балконом находился, видимо, двор или что-то вроде, так что здания выросли как будто полукругом, но при этом кто во что горазд. Местами замазанные штукатуркой, с ржавыми пятнами от кондиционеров фасады выглядели аляписто. Словно ребенок накладывал их один на другой в хаотичном порядке. Из плоских крыш торчали какие-то постройки с трубами, упирались в чистое-чистое небо. А на нем ярко мерцали звезды. Их было много. Так много разных. Большие и маленькие, созвездия и гордые одиночки бисером рассыпались по темно-синему полотну. Если смотреть только вверх, можно было бы представить какой-нибудь райский уголок. Главное не опускать глаза.
– Кому как… Мне здесь пока что не очень нравится.
– Вы с мамой уж простите меня.
– Мама-то что? Она всегда хотела за границей жить. Вот и накаркала.
Мы одновременно выдохнули на улыбке.
– Ты же не виноват.
Папа задумчиво кивнул и снова замолк.
– Звезды красивые, – теперь уже я прервала тишину. – У нас редко увидишь.
– Это да…
– Где здесь Медведица?
– Нигде.
– Как нигде?
– Э-эх ты… В школе не учили что ли? В Южном полушарии другие созвездия.
Я невинно просвистела, оправдывая этим свое безразличие к урокам географии.
– Цоя знаешь?
– Пап, я же в Питере родилась. Конечно, знаю, – ответила с усмешкой. – А что?
– Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна, – начал он напевать медленно.
– И не вижу ни одной знакомой звезды, – подхватила я. – А-а-а! Так это про нас, получается, песня-то.
– Ага…
И дальше мы вполголоса пропели припев. В этом был какой-то шарм. Осознавать, что здесь никто с улицы не подпоет, никто не поймет даже, о чем мы завываем.
Подул прохладный ветерок, заставивший папины волосатые ноги превратиться в ежей. Посидев так еще немного, мы разошлись. Спать хотелось уже очень, а завтра предстоял насыщенный день поиска долгосрочной квартиры.
Я раскинула простынь на диване, заправила подушку и все думала про Артема. После посиделок на балконе стало как будто только грустнее. Включенный над головой кондиционер кряхтел. Сначала это бесило, но потом размышления о произошедшем унесли меня в глубинные чертоги разума. Воспоминания последних дней дома замелькали перед глазами. И я сама не заметила, как задремала.
Снился Питер. Такой красивый, светящийся под лучами утреннего солнца. Крыши соборов переливались золотом, Нева спокойно покачивала пришвартованные у стен каналов туристические лодочки. Картинка то расплывалась, то становилась четче. Это мозг по памяти рисовал знакомые и любимые панорамы.
Почему-то сразу стало понятно, что видела я тот самый редкий день, когда в северную столицу пришла аномальная жара. И, разумеется, мне тогда хотелось оставаться до вечера в холодных стенах нашего старого дома, но грандиозные планы по лежанию в кровати за чтением романтичной истории какого-то ноунейма на Ваттпаде разрушила Даша.
