– Конечно, дорогая! Здравствуй, Джанлука!
Ян поднес трубку к уху.
– Здравствуйте, дон Лучано!
– Рад познакомиться с тобой, Джанлука. Я очень благодарен тебе за то, что ты делаешь для нашей семьи. Карла и дети для меня самое дорогое на свете, понимаешь меня, Джанлука?
– Понимаю, дон Лучано. Не беспокойтесь, я сделаю все возможное, чтобы донна Карла не пострадала.
– Хорошо. Рад это слышать. Ты хотел меня о чем-то спросить?
– Да, дон Лучано. Я пытаюсь выяснить, откуда исходит опасность.
Дон Лучано откинулся на спинку стула и закурил.
– Ты куришь, Джанлука?
– Курю, дон Лучано, – Ян полез в карман за стиками.
Ломбарди выпустил дым и произнес:
– Что ж. Думаю, эта информация никому не повредит, тем более я абсолютно не причастен к ней. Дело было вот как: я вернулся в камеру с прогулки и заметил на полу маленький комок бумаги. Поднял, развернул и прочел: “Защити жену”. Это все, что я могу сказать, Джанлука. Больше мне ничего не известно.
– Хорошо. Пока вы находились в прогулочном дворике, могли мимо вашей камеры пройти другие заключенные?
– Да, разумеется. Я содержался в камере, расположенной практически в центре корпуса.
Пару секунд Ян молчал.
– Значит, доброжелатель может быть из числа заключенных и персонала.
– Он может быть кем угодно, в том числе волонтером и священнослужителем – они частые гости в Сан-Витторе.
“Н-да, так себе зацепка”.
– Заключенные имеют возможность что-либо подбросить в камеру незаметно?
– Это исключено, если только заключённый не работает в хозобслуге.
– В Сан-Витторе используют заключённых в качестве хозобслуги?
– Да, из числа осуждённых.
– Хорошо. Тогда скажите вот что: пока вы отбываете срок, странных посетителей не было? Например, ухмыляющегося следователя или злорадствующего полицейского?
– Нет. Только жена и адвокат, но они, насколько я знаю, нисколько не рады моему положению, – дон Лучано улыбнулся и посмотрел на жену.
– У вас записки не осталось?
– Нет, я ее выбросил в унитаз.
– На ваш взгляд, она написана мужской или женской рукой?
– Хм, интересный вопрос. Сложно сказать, но когда я ее прочел, у меня и мысли не было, что ее могла написать женщина. Слишком лаконично.
Лукавый кивнул.
– Может были какие-то особенности почерка? Слова были написаны прописью?
Дон Луче задумался. Он больше не улыбался, стараясь воспроизвести по памяти каждую букву.
– Да, было. Буква g была … как объяснить … не закруглена, и очень напоминала q. То есть она напоминала С, но с хвостиком, как у q.
Ян кивнул.
– Хорошо, спасибо дон Лучано, больше не смею докучать. Если вспомните хоть какую-то ничтожную деталь, дайте знать.
– Обязательно, Джанлука. Всего доброго, и ещё раз спасибо за все!
Ян вышел из кабинки и встал у окна. Следующий час он просто стоял и смотрел на серые объекты тюремной инфраструктуры. Своим цветом они напоминали Яну о том, что жизнь для местных обитателей и многих посетителей в какой-то момент утратила яркие краски. Ян думал о синьоре Карле, вспоминал, как она танцевала. Богатая, ещё молодая и красивая женщина вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, теперь вынуждена прятаться за спиной телохранителя и смотреть на мужа через стекло. Возможно, для нее жизнь навсегда потеряла яркие краски.
На обратном пути синьора спросила, был ли разговор полезен? Ян и сам в данный момент пытался понять, есть ли от беседы какая-то польза.
– Пока сложно судить, синьора. Есть зацепка в виде записки. По ней найти информатора сложно. Вряд ли он из хозобслуга – слишком велик риск потерять теплое место, там ведь видеокамеры кругом. Это касается и обычных заключенных. За нарушение режима в карцер можно попасть, лишиться свидания или как-то иначе усложнить себе условия содержания. Я убежден, что доброжелатель из числа персонала. Охранник. Зашел в камеру под видом проверки и оставил записку.
