Нравился котик Ане (и гораздо больше нашей черной пуделихи Аниты), наверное, потому, что такой маленький и, значит, более близкий к ней по габаритам и по статусу небольшого существа. Так сказать, социально близкий элемент. И такой он пушистый и глазастый!
Мы ей говорили, что это – киса. И вдруг Анчик произносит: «Кых!»
И потом постоянно говорила, увидев кота: «Кых! Кых!» Это стало первым ее словом.
Анечке не было еще десяти месяцев, когда она освоила слова «мама», «папа», «баба», «деда». Самое любопытное, что она, познавая слова, смотрела на рот говорящего,
Не отрываясь, глядела на губы, зубы, язык. То есть, осваивала артикуляцию! Она даже забиралась в рот говорящего руками, раздирала губы, чтобы все разглядеть.
Я, к примеру, обучал Аню говорить «деда». Чтобы произнести эти звуки, ей важно было постичь, как надо извлекать эти три звука. Аннушка долго смотрела на мой рот. Увидела, что язык должен быть между зубами: «де-де-де». И как улыбнется! То есть, таким образом сообщила: ага, поняла!
А уже на следующий день заговорила: «Де-де-де», «Де-да»…
Ну а ровно в год научилась Анечка говорить: «Пушкин».
Любимым занятием Анчика было доставать книги с книжного шкафа, стоящего рядом с диваном. Она раскидывала книжки по дивану на глазах у не очень довольного этим деда. В руках ее оказалась книжка А. Никитина «Пушкин и Урал», с изображением Александра Сергеевича на обложке.
– Это Пушкин, – сказал я Анечке, – великий русский поэт. Пушкин – это наше все. Скажи: «Пушкин».
После нескольких попыток получить ответ на мой вопрос «Кто это?» Аня сказала: «Дядя». Это слово она уже говорила.
– Правильно, – сказал я, – А как зовут дядю? Зовут его Пушкин. Скажи: Пушкин.
И тут Аня отвечает:
– Пу!
– Кто-кто? Как этого дядю зовут? – показываю на портрет.
– П-п-у-у!.. – отвечает Анечка.
И потом, когда мы, смеясь, просили ее назвать дядю на обложке, Аня, лукаво улыбаясь и пузыря слюнкой, изрекала: «П-п-у-у-у!»
Ну и звуки! И это про него, про наше все?!..
Впрочем, нашему солнечному лучику, нашему солнечному зайчику, прыгающему без остановки по комнатам, мы охотно дозволяем такие вот радостные, веселящие нас шалости.
И мы все хотим, чтобы Анечка выросла умницей и талантливицей.
Есть у нас в городе памятник Пушкину. Ну и натерпелся скульптор Вячеслав Клыков с этим памятником! Он в последние советские годы предложил чугунного Пушкина городским властям. Партвласти, известное дело, морщились, искали точку приложения идеологии и чего-то боялись. Привычно формулировали необходимые возражения: «Почему?» и «Почему бы не»…
Идеологический отдел резонно спрашивал: «Почему надо ставить Пушкина?», «Почему бы не поставить скульптуру своего писателя? У нас есть местные, наши известнейшие поэты». Какому своему поэту можно поставить памятник, отдел пропаганды и агитации не вспомнил. Но идею поставить памятник А.С.Пушкину зарубил.
Много лет литой Пушкин провалялся неизвестно где. Его откопал в новые для страны времена редактор многотиражной газеты завода авиадвигателей Александр Туревич. И к 200-летию Александра Сергеевича скульптуру поставили на улице Сибирской в глубине старого скверика, в двух кварталах от главпочтамта, на видавшей виды стене которого – плита с надписью: «Нулевой километр. До Москвы 1300 верст».
У памятника проходило празднество в юбилейный пушкинский день. Редактор Туревич жаловался направо и налево: «Это я его откопал. А никто об этом и слова не скажет. Ведь это я его откопал»… «Кого? Пушкина?» – спросил я, услышав стенания Туревича.
