– Непреложно, – ответил Доронин.
– А Иосифа патриарха выкинешь разве из святых-то? – задорно спросил Смолокуров.
– Свят ли он, не свят ли, Господь его ведает, знаем только, что во святых он не прославлен, – молвил Зиновий Алексеич. – Да и то сказать, кажись бы, не дело ему по торговле да кабалам судить. Дело его духовное!
– Богохульник ты, одно слово, что богохульник!.. – воскликнул Марко Данилыч. – Как можно на святейшего патриарха такие хулы возносить…
– Никто насчет кабалы с тобой согласен не будет… – немножко помолчавши, сказал Зиновий Алексеич.
– Ой ли? – с усмешкой сказал Смолокуров. – Дмитрий Петрович! А Дмитрий Петрович!
Но Дмитрий Петрович не слышит, загляделся он на Наташу и заслушался слов ее в разговоре с сестрой да с Дуней. Тронул его Смолокуров за плечо и сказал:
– Человек вы ученый, разрешите-ка наш спор с Зиновьем Алексеичем. Как, по-вашему, надо по векселям долги строже взыскивать аль не надо?
– То есть как это? – спросил, не понимая, в чем дело, Дмитрий Петрович.
– Ну вот, к примеру сказать, про Красилова, Якова Дмитрича. Слыхали про его обстоятельства?
– Не платит, говорят, – молвил Веденеев.
– Объявился несостоятельным: вчера об этом я письмо получил. Моих тысячи тут за три село, – продолжал Марко Данилыч. – Администрацию назначат либо конкурс. Ну и получай пять копеек за рубль. А я говорю: ежели ты не заплатил долгу до последней копейки, иди в кабалу, и жену в кабалу, и детей – заработали бы долг… Верно ли говорю?
– Нет, Марко Данилыч, – ответил Веденеев. – По-моему, не так…
– А как же? – вскликнул Смолокуров. – Благочестивыми царями так уставлено, патриархом благословлено…
– Двести лет назад можно было в кабалу отдавать, а теперь нельзя, – сказал Дмитрий Петрович. – Господень закон только вечен, а людские законы временные, потому они и меняются.
– Ладно, хорошо, – молвил Смолокуров. – А как, по-вашему, Евангелие вечно?
– Вечно, – ответил Веденеев.
– А помните ль, что там насчет должников-то писано? – подхватил Марко Данилыч. – Привели должника к царю, долгов на нем было много, а расплатиться нечем. И велел царь продать его и жену его, и детей, и все, что имел. Христовы словеса, Дмитрий Петрович?
– Так ведь это в притче сказано, – возразил Дмитрий Петрович. – А в повелении Христовом, в молитве Господней что сказано? «И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим».
– Увертки не хвáтки, Дмитрий Петрович, – молвил с досадой Марко Данилыч.
– По-моему, никаких бы взысканий по векселям не делать, – сказал Веденеев. – Коли деньги даете, так знайте кому. Верьте только надежному человеку.
– Вот еще что! – хмуря лоб, усмехнулся Смолокуров. – Значит, после этого векселю и веры нет никакой?
– То-то и есть, Марко Данилыч, – подхватил Веденеев, – что у нас не по-людски ведется: верим мы не человеку, а клочку бумаги. Вера-то в человека иссякла; так не на совесть, а на суд да на яму надежду возлагаем. Оттого и банкротства.
– А ежели в человеке совести-то нет? – возразил Смолокуров.
– Такому не верьте.
– Да кто ему в душу-то влезет? – с жаром молвил Марко Данилыч.
– Кого хорошо не знаете, того не кредитуйте, – отвечал Веденеев.
– Значит, и векселей не надо? – насмешливо спросил Марко Данилыч.
– Вексель нужен, – ответил Дмитрий Петрович, – но только для памяти. И для счетов он необходим.
– Пропадали у вас деньги в долгах?
– Бог милостив, копейки пока еще не пропало, – ответил Дмитрий Петрович.
