– Тяжесть войны, Всеволод Николаевич, обрушилась не на меня одного. Она обрушилась на весь советский народ, – Сталин поднял уставший взгляд и посмотрел на Меркулова. – Это советский народ вынес и сейчас продолжает выносить на своих плечах все тяготы этой войны и на фронтах, и в тылу. А меня жалеть не надо. Я еще крепко держусь в седле. В переносном смысле, конечно.
Замолчал и вновь погрузился в изучение документов.
Просмотрев все личные дела, Верховный снова взял папку, которую ранее отложил отдельно от других.
– Красивое лицо. Открытый взгляд, – сказал Сталин, долго вглядываясь в снимок сотрудника. – Озеров Сергей Александрович, – прочел он на титульной стороне обложки личного дела. – И фамилия у него соответствует. Вы, Всеволод Николаевич, никогда не задумывались над тем, что фамилия часто оказывает влияние и на самого человека, и на его характер, привычки и даже на биографию? Озеров… Эта фамилия от слова «озеро». От этого слова веет чистотой, спокойствием и постоянством. А постоянство в нашем деле играет важную роль. Постоянство во взглядах, в преданности делу, которому служишь, в вере в справедливость этого дела… Именно это подразумевает верность нашей партии и нашему государству. Озеров… Хорошая фамилия. Что вы можете сказать об этом человеке?
– Москвич… Закончил Институт связи. В поле нашего зрения Озеров попал в октябре 43‑го года, он тогда воевал в составе 92‑й гвардейской стрелковой дивизии, командовал взводом разведки. За форсирование Днепра был награжден орденом Красной Звезды…
– Это все я вижу из материалов его личного дела, – не поднимая головы и продолжая неспешно перелистывать листы, перебил Сталин. – Что вы можете сказать о нем как о человеке, о его характере?
Меркулов, вспомнив слова начальника Школы особого назначения, чуть улыбнулся:
– Ершист. Поначалу написал несколько рапортов на имя начальника Школы с просьбой отправить его обратно на фронт. Сначала, говорит, хочу задушить фашистского змея своими руками, а уж потом готов выполнить любое задание.
Пряча улыбку в усы, Сталин тоже улыбнулся, но тут же помрачнел:
– Тут написано, что его отец погиб…
– Да, товарищ Сталин. Подполковник Озеров пал смертью храбрых в бою при освобождении Белой Церкви в январе 44‑го. Это установлено доподлинно, – предвосхитил вопрос Сталина Меркулов: «пал смертью храбрых» и «пропал без вести» – это совсем не одно и тоже. – Весть о гибели отца и побудила старшего лейтенанта Озерова писать рапорты о направлении его на передовую. Рвался отомстить за отца.
Сталин вновь раскурил погасшую трубку, поднялся из-за стола и молча стал ходить взад-вперед. Нарком понял, что в эти минуты Верховный вспомнил о своем сыне Якове, который находился в немецком плену. Меркулов понял это по тому, каким сделалось лицо Сталина: оно вмиг приобрело землисто-серый оттенок, стало печальным и… беззащитным.
– Сколько этот проклятый Гитлер принес нам страданий! Как можно пережить гибель родного человека: отца, матери, своего ребенка?! Здравым умом это ни понять, ни объяснить невозможно. Проклятая война… – Сталин вернулся на свое место и, посмотрев наркому в глаза, глухо проговорил:
– У него будет возможность отомстить за своего отца. Только месть может быть не только на поле брани, ее можно свершить в войне куда более коварной и более изощренной. Передайте эти мои слова старшему лейтенанту.
