На излёте - страница 45



В дом заскочил возбужденный боем Воронин, – товарищ старший лейтенант…, – но, увидев тело Звягина, запнулся. – Товарищ старший лейтенант, там духи на подходе, человек тридцать – сорок, метрах в четырехстах.

– Это, наверное, с «Симургов», – вслух догадался Орлов. – Они, я думаю, прибыли сюда для охраны этого сборища. Мы на нескольких из них напоролись при подходе, поэтому такой шум и получился. А старший лейтенант, – хмуро кивнул он на тело Звягина, – уже здесь при штурме нарвался. Что с вами? – подскочил он вдруг к Казанцеву, видя, что тот, бледный, еле-еле стоит на ногах.

– Ранен, но пока, кажется, держусь, – произнес Сергей, чувствуя, что губы начинают неметь, с трудом слушаясь его. – Ты знаешь, что делать, если…, – не договорив, он махнул рукой на выход. – Давай к нашей высотке, там легче держать оборону. Радистов вперед… пусть сразу же давят «семерки». Хотя ночью авиация навряд ли поднимет вертушки, но расшевелить их надо сейчас. Да, и координаты запасного места съемки не забудь дать, сориентируешься по ходу…ты парень смышленый…, – при этом Сергей попытался улыбнуться, но не смог, только успев подумать, – Хорошо, что летунам есть, где приземлиться.

Перед глазами все поплыло и стало темнеть, а земля начала ускользать из-под его ног. Единственное, что он еще успел почувствовать и отметить про себя – это то, как две пары чьих-то крепких, заботливых рук подхватили его, и он поплыл по воздуху, невесомый, словно маленькая пушинка тополиного пуха, которая, войдя в воздушный поток, медленно и долго плывет над землей и, поднимаясь все выше и выше, постепенно совсем исчезает из вида, незаметно растворяясь на фоне летнего светло-голубого неба.

Глава 8.

Я слышу дыхание лилового колокольчика.

Я его люблю. Он связан со мной. И через

любовь мою к цветку я связан со всем

великим миром.

/М.М. Пришвин/

Началась повседневная работа сутки через трое, не тяжелая, но несколько однообразная и даже нудноватая. Его определили старшим смены. Весь коллектив отдела охраны состоял преимущественно из офицеров запаса Вооруженных Сил. Кроме того, в отделе были также «запасники» из КГБ и МВД, хотя последних, как понял Казанцев, здесь не очень приветствовали.

В отделе было четыре смены по восемь человек в каждой, плюс начальник. Вся охрана во главе с начальником отдела Олегом Николаевичем Грищенко, непонятно где и кем до этого служившим, – и служившим ли, вообще, – замыкалась на заместителя управляющего банком Георгия Ивановича Кукарина, того самого «боксера», которого охранники между собой называли Кукой. В дела и проблемы охраны банка этот Кука, как и управляющий Феоктистов, особо не вникал, предоставляя всю свободу действий Олегу Грищенко, или просто Алику, как его все в банке звали. Сергею же как и другим старшим смен оставалось осуществлять общий организационный контроль в смене, дублируя при этом Алика, а также выполнять его мелкие поручения, в том числе и выделяя по необходимости из своего состава курьера. Самое основное в его обязанностях состояло в том, чтобы непременно, при любых условиях, присутствовать при приеме-передаче смены.

В целом работа Казанцева вполне устраивала. На дежурство каждой смене выпадало всего семь – восемь раз в месяц, когда как придется, то есть сутки на смене, трое – выходные, и это все при довольно неплохой заработной плате.

В один из таких выходных, да еще и воскресенье, Сергей, тепло одевшись после утренней физической разминки и приведя себя в порядок, с чашкой крепко заваренного кофе вышел на балкон. Он любил эту утреннюю процедуру – помолоть ровно на одну порцию купленного в зернах хорошего кофе, чтобы запах этого удивительного напитка сопровождал его все утро, круто заварить на медленном огне и мелкими глотками, почти смачивая одни только губы, пить его, – если только можно так банально выразить этот почти что священный процесс, – прикидывая при этом свои планы на предстоящий день.