На изломе - страница 7

Вот и гонят. Для директоров заводов, для отцов спекуляции и обнала, для кооператоров, для братвы. Страна стремительно перерождается в буржуазном смысле – все то, чего мы так долго боялись. Все то, о чем мы так долго мечтали…

Правильно ли это? Я не знаю. Я мент, я имею дело с самыми темными сторонами человеческой натуры. На выборах – голосовал за Ельцина. Почему? А потому, что хватит, наверное, уже врать самим себе, кто мы есть и что из себя представляем. Угробили органы требованием девяностопроцентной раскрываемости – у не в пример лучше оснащенных полицейских ФРГ, США, Великобритании раскрываемость по квартирным кражам, например, процентов тридцать, сорок – никак не больше. А с нас требуют минимум девяносто! Ну и что в итоге – а в итоге массовое укрывательство заявлений от регистрации – не можем просто принять заявление от потерпевшего и все. И в конечном итоге это оборачивается обратной стороной – вора берут, он называет даты, имена, соучастников – а его не привлекают! Почему – а потому что укрыли заявление от регистрации и если привлечь по этим эпизодам, то заодно попадет и тем, кто укрыл. Раньше укрывали кражи, грабежи малозначительные – шапку сшибли. Теперь укрывают изнасилования, разбои – даже убийства. Как? А так – внаглую пишут «некриминальный труп» – и всё. Непрошибаемо.

И в жизни… если мы строим коммунизм, то х… ли так торговать то рьяно кинулись? А если кинулись – так может, признаем, что никакие мы не коммунисты, и никакой коммунизм мы не строим. Ельцин, по крайней мере, честно признал, бросил партбилет. Вышел из партии и я (принимали перед Афганистаном, всех чохом) – хватит уже вранья.

Но все-таки… не знаю, так ли это было надо делать? Ну, да, вожжи надо было ослаблять. Но потихоньку, а не совсем отпускать. А тут – совсем отпустили. Вот и творится – не пойми, что.

Да и я, если честно… вот как, например, это нормально, что я работаю в союзной структуре, а голосовал за Ельцина? Хотя сейчас сам черт разберет.

…

Машину удается оставить на Крымском валу, недалеко от министерства – ездят то сейчас мало, потому что бензина нет, а вот припарковаться негде, потому что все машины стоят. Здесь тоже торгуют. Как только я выхожу из своей Тойоты – цыганки подхватываются и оперативно сваливают, а цыганенок – наоборот бежит ко мне.

– Дядь, девочку будешь?

– Ша.

– Дядь, совсем молодые есть, чистые.

Пытаюсь прихватить – но цыганенок выворачивается

– Тьфу!

Кого только в Москве нет…

…

Куратор – на сей раз его помощник – ждет меня внизу, потому что пропуска на Житную у меня нет. Одухотворенное лицо то ли комсомольца, то ли мошенника на доверии. Строгий костюм фабрики «Большевик».

– Подполковник Дедков?

– Он самый

Помощник оглядывает меня с головы до ног. Понятно, что увиденное ему не нравится – джинсовый верх и джинсовый низ, цепура и гайка.

– Как вы… одеты?

– Нормально одет. В самый раз.

Помощник фыркает, не в силах выразить возмущение

– Шестой отдел, юноша, живет красиво.

– Вас вызывали… к министру!

– Переодеться времени не было. Вам же срочно.

Помощник снова пышет гневом как перекипающий на плите чайник.

– Я могу съездить домой и переодеться.

У помощника выкатываются глаза – заставлять ждать министра! На нас уже оглядываются. Здесь вообще – свой мир, свои законы, свои правила, не имеющие никакого отношения к реальной жизни – но карают за них строго. За неуставные ботинки – а уставные носить невозможно, не искалечив ноги – наказывают строже, чем за нераскрытое убийство.