На качелях любви - страница 17



– Ох, Дашка-Дашка, ничего-то ты не привезешь из Иванова, – вздохнула подруга с притворным сочувствием.

И Сонька посмотрела на меня стальным взглядом. Голос звучит медово, а в глазах плывут медь и олово. Я хотела тайком пролезть к ней в душу, но у меня ничего не вышло.

– Сонь, это у меня ничего не выйдет, понимаешь, – сказала я, – но это будет мой опыт. Любой опыт ценен, даже отрицательный. И мне не нужна чужая помощь.

– А я тебе не чужая, – холодно откликнулась Соня, – мы целый год вместе сидим, почти родней стали, из одной чашки чай пьем.

Она, как всегда, права. У нас одна чашка на двоих, а вторая разбилась, разлетелась осколками на счастье. Все, что приносит удачу, разлетается вдребезги. Закон Бойля-Мариотта.

– Соня, мы еще съездим с тобой в командировку. В Париж. Когда-нибудь. Но потом, чуть позже, – сказала я, чтобы разрядить сгустившуюся атмосферу.

Меня уже ждали в приемной у генерального и главного в одном лице. Олег Александрович Зимин является генеральным директором корпорации, главным редактором газеты и одновременно ее собственником. Однако имперские замашки не испортили его внешность, отнюдь. Мне кажется, наоборот, они украсили его, сделав Зимина солиднее и авантажнее. Олег Александрович всегда держит дверь в кабинет открытой. Ему мало воздуха и пространства, он пытается проникнуть в чужой мир, чтобы чувствовать себя хозяином положения в любом месте и в любое время. Зимин сразу увидел меня, едва я вошла в приемную, резво выскочил из-за стола и вышел мне навстречу.

– Даша-Даша, радость вы наша, командировку уже оформили? – сказал Зимин, излучая благожелательность и радушие.

До меня снизошел небожитель. Редко кому в наше время улыбается такая удача. А мне вот нечаянно подмигнула. Меня заметил в толпе сам верховный главнокомандующий. И не только заметил, но даже выделил в отдельную величину. Теперь я не отношусь к серым редакционным массам.

– Уже оформила, – негромко сказала я, испытывая смущение и робость.

Мне стало невыносимо жарко. Словно весеннее солнце распустило свои лучи, распространяя летний жар. В одну минуту с меня сошла бравада, куда-то подевалась наигранная храбрость, кожа прогрелась до основания и сползла, будто змеиная шкурка, оставив снаружи лишь одни нервные окончания. Меня бил озноб. Душевный жар Олега Зимина проникал только в меня. Больше никто ничего подобного не ощущал. В его присутствии меня будет опалять зноем и обдавать ледяной стужей. Это уже произошло. И это навсегда.

– Про крокодила мы давно знаем. Все знают. И никто не верит, – сказал, улыбаясь, Зимин.

А меня словно в доменную печь бросили. Так они все знали про этого крокодила! А меня мучили, пытали, иголки под ногти втыкали. Гестаповцы, лимоновцы, усамабенладеновцы. Неужели начальство везде одинаковое, неизменное, покрытое толстым слоем двуличия и ржавчиной лицемерия? «Комета» на них на всех не хватает. И тетя Ася давно в гости не приезжала.

– А я верю, – продолжал Зимин, – в вас, Даша, и верю, что вы справитесь с заданием. От первой командировки зависит вся дальнейшая творческая судьба журналиста. Как вы считаете, справитесь?

– Легко, – сказала я, с трудом преодолевая робость.

Зимин приподнял брови и опустил. Его несколько смутила моя наигранная храбрость. Олег Александрович присмотрелся ко мне, подошел, поднял руку и тут же опустил, окончательно смутившись. Наверное, он хотел прикоснуться ко мне, но почему-то не посмел. И я тихонько отошла в сторону. Прощание состоялось. Это ведь целый ритуал. Я побывала на дне мужской души. Там глубоко, чисто и ясно, но очень жарко. Мои уши пылали, как свечки. Я вся горела. Олег Александрович вздрогнул, видимо, что-то почувствовал, какое-то проникновение. Неопределенные ощущения витали в воздухе. Два человека пылали и горели от взаимного тяготения и всеми силами пытались продлить сладостные муки.