– Левую! Ну, как?
– Никак.
Когда мне начало казаться, что доктор забыл главные симптомы моей болезни или хочет проверить достоверность тех догм, которым его учили в институте, последовала новая команда:
– Вытяните ноги! Хорошо. Теперь, не сгибая их в коленях, поднимите обе ноги вверх. Так, хорошо, выше, ещё выше. Ну, что, больно?
– Да, больно. – Я думал, что он сейчас перейдёт к следующему упражнению, и уже начал медленно опускать ноги, но тут последовала очередная команда:
– Нет, нет, не опускайте! – При этом он подскочил ко мне вплотную, схватил обе ноги и начал поднимать их всё выше и выше.
– Ой, – кричу, – больно! – Но мой экзекутор, видно, вошёл во вкус. Он начал не только поднимать мои ноги, но и специально заламывать их. Чтобы я не возвратился к предыдущей позиции, он специально навалился на мои колени…
– Ой, ой, хватит, больше не нужно, фашистские методы, ой, ой, ой…
Если бы я сам не находился в таком плачевном состоянии, я, может быть, стукнул бы его по лысине. Но сделать это, к сожалению, я уже не мог. Он, видно, тоже почувствовал какой-то дискомфорт. Поэтому отошёл в сторону, вынул носовой платок и вытер свою лысину. Потом, тяжело подышал некоторое время и, с чувством добросовестно выполненного долга, произнёс:
– На сегодня хватит. Можете вставать.
«Хорошее лечение, – подумал я, – советское и бесплатное.
И доктор тоже хорош, ведь клятву давал. Не навреди!»
– Вы почему не встаёте? – как-то безразлично спросил он.
– Не могу, – ответил я.
Он снова подошёл ко мне. Подхватил меня под мышки и усадил на кушетку. Потом дал пару минут отдыха и сказал:
– Можете одеваться.
«Хорошо, – подумал я. – Но в конце этого короткого предложения следовало бы поставить вопросительный знак. Тогда наш диалог принял бы логически правильную конструкцию. Он у меня спрашивает, я отвечаю, что не могу, и он об этом должен знать не хуже меня. А так приходится на каждое действие произносить две фразы». – Но этого не произошло. Он вышел в соседнюю комнату и привёл медсестру.
– Оденьте больного.
Почему девушки, когда им нужно, быстро и ловко раздевают мужчин, а ту же операцию, но в обратном порядке, делают медленно и неумело? Особенно, носки. Может быть, потому, что ноги у больного не слушаются команд, посылаемых свыше. Наверное, доктор, хоть и переборщил в своём рвении, но сделал бы это лучше. Но он не может делать сразу три дела. Задавать мне вопросы, писать историю болезни и надевать носки. И вопросы какие-то нестандартные:
– Вы с кем живёте? Есть ли кому ухаживать за вами пару недель? А может быть, полежите у нас, мы вас подлечим?
– Нет, нет, доктор, – закричал я, – отправьте меня домой в любом виде. Ваши методы лечения не в моём вкусе. Я ещё не готов переходить на инвалидность. К тому же пострадает обороноспособность страны… вторая производная карательной системы… – Может быть, в тот момент я говорил какие-то и другие, не очень связные слова, более резкие или менее искренние, но смысл был именно таким, и он не мог измениться со временем.
Прошло несколько лет. Ракетная техника и космонавтика успешно развивались и без меня. Иногда, правда, ракеты падали не туда, куда нужно. Мне же оставалось только наблюдать со стороны за подвигами покорителей и вспоминать то далёкое прошлое, когда я, в угоду своим шкурным интересам, скосил от армии и утешал себя словами: «В строю стоят советские связисты…» Действительно, незаменимых нет. Жаль, что об этом забывают наши самые высокие начальники. По отношению к себе, всенародно любимым…
